Сибирские огни № 04 - 1970

а без радости —что за революция? Я смотрю на жизнь: летит на крыльях! Очень весело жить! Вот я и предлагаю —конкретно предла­ гаю —принять мою радость за общую. Я вообще так скажу: да здравст­ вует наша революция. С непринужденностью счастливого и как бы вновь родившегося человека Анатолий говорил слова, произнести которые в другое время он бы вряд ли решился. Но сейчас ему было море по колено, и в его искренности никто не усомнился. В это время Римма Гобой окончила, наконец, свой разговор с Козы­ ревым. Она положила телефонную трубку на аппарат и развела руками. — Убей меня гром, если у этого Козырева не завихрение мозгов. Посмотрим, сейчас он придет. Теперь вот, здрасьте пожалуйста, честь уложить первый бетон почему-то надо предоставить человеку, провалив­ шему социалистическое соревнование. А именно —вот он здесь перед ва­ ми—Анатолию Бороде. — Го-о! —ответили все. — «Здравствуй! —скажет он ей, когда войдет.—Я торопился к тебе. Я люблю тебя, ты живешь во мне. Забудусь, а как вспомню, сердце во мне не на месте. Я счастливый, я пришел тебе это сказать». Анатолий поднимался на кран, привычно и ловко перехватывая ру­ ками перекладины трапа. — «Здравствуй! —скажет он ей, когда войдет.—Я торпился к тебе. Я родился для тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя». На высоте, на железной площадке перед дверью кабины ветер его охватил. Он остановился перевести дыхание, затем собрался с решимо­ стью и вошел. За дверью оказалась музыка, был включен приемник. Анна сидела в кресле спиной к двери и складывала в сумку-кошель вся­ кую всячину: зеркальце, помаду, тушь, маникюрные пилки. «Здравствуй, я пришел!» —хотел он сказать, да не сказал. Слова разом пропали, и Анатолий не стал жалеть: когда слова не нужны, они уходят. Он глядел на нее и увидел ее девочкой. Так же, с таким же усер­ дием когда-то не слишком давно она наряжала куклу и перебирала свои сокровища: лоскутки, камешки, цветные стеклышки. Он на нее глядел и видел ее матерью. Вот так, склонившись, она будет кормить грудью ребенка, а он будет стоять в сторонке и глядеть на нее, на свою жену. «Груди пахнут лавандой...» —Нечаянно вспомнил Анатолий, и какой-то вихрь в ту же минуту на него налетел. Анатолий закрыл глаза, пропуская через себя наваждение. Оно оказалось долгим и настойчивым, как про­ низывающий ветер, который зовут «хиус». Анатолий стоял-стоял на этом ветру и сел. «Я люблю ее...» —не то подумал он, не то вслух произнес. — Толя, что с тобой? А я занялась и не слышу. Ты давно тут сидишь? — Извини, пожалуйста, я, кажется, здорово поглупел. Это пройдет. Здравствуй. Я люблю тебя. — Неправда! — Нет, правда. — Неправда! — Нет, правда! Правда! Он замахал на нее руками, чтобы она молчала. Потом еще повернул ручку приемника, чтобы заглушить ее громом, ревом, треском —чем при­ дется. Но на соседней волне две скрипки выговаривали что-то про­ никновенное, и тогда Анатолий жестом предложил ей эту музыку от себя. Вместо слов. Она кивнула, смирившись. Улыбка ее была очень тихая. — На кране мы последний раз,—сказала она.—Ты знаешь об этом?