Сибирские огни № 03 - 1970
вожатыми, увлечь'их. Теперь вот плакал мой поход. Натрепался, наобе щал ребятам!..» Иван подтянул под себя ноги, сел по-турецки. Нет, неудобно, ноги сразу же устали. Опять лег животом на траву. «Ничего-то,— думал он,— по сути и не сделано, все в самом начале. Карту не докончили, эста фету провели, но как плохо и неумело! Плавать многие так и не на учились». «Ребят как следует не знаю до сих пор. А ведь каждый из них на что-то да способен, в каждом есть изюминка, только копать надо». С Анной Петровной разлад полный. Хотя со стороны кто посмот рит—тишь да гладь. Как бы само собой произошло разделение обязан ностей: Анна Петровна взяла на себя подъемы и отбои, чистоту и поря док, дежурство и другие хозяйственные заботы, он, Иван,—все осталь ное. С ним —учтива, попросишь что-нибудь сделать, не откажется. Но это непроницаемое лицо, от которого так и веет холодом, эта подчерк нуто педагогическая вежливость!.. «Слушай, давай начистоту, какого черта!» — так и хочется иной раз сказать. Но ведь не скажешь. Не девчонка же, педагог, солидный чело век. Может и он, Иван, накуролесил что, посоветоваться бы, спросить, но как поглядишь на нее, так пропадает всякая охота лезть с разгово рами. Наоборот, появляется желание спорить, делать назло... Не лучше отношения и с начальником лагеря. Этот не упускает случая отчитать за нарушение режима, а заговори о делах, усколь зает, причем ускользает с ловкостью поразительной. И приходится толь ко констатировать: «Опять ушел, опять не дал припереть себя к стенке». «И что за тип этот Юра? Тоже пока загадка. Усмехается, наблю дает, иногда таскается за отрядом, снимает на пленку занятия и трени ровки. Зачем снимает, к чему? А раскусить его необходимо, прямо по зарез надо раскусить... Хорошо и ясно с Таней, с Зоенькой, с-ними отды хаешь, с ними можно говорить, что думаешь, болтать напропалую, дурачиться, смеяться. С Ириной же...» Иван загляделся на огонь, как он плещется среди сухих веток, с треском корчит их, делает черными, красными, голубоватыми, рассыпает в угли. Ирина... Вот уже много дней они вместе водят свои отряды по лесу, по берегам, по оврагам, вместе тренируют. Она охотно рассказывает ему об Ушинском, о Макаренко, о своей студенческой жизни, о том, как интересно бывает у них в интерклубе. Вместе с пионерами слушает его, Ивановы, рассказы о лесе, учится ходить по компасу, как примерная школьница отвечает на вопросы, ресничищи хлоп да хлоп... Или вот она улыбается, читает стихи, вот ее ноги ступают по траве, по песку, сту пают медленно и красиво, крепкие загорелые ноги... Ивану жарко, он не может найти себе удобной позы, ворочается, снова замирает, опустив голову на руки. Если бы не проклятое стекло! Он его постоянно чувствует, это стек ло. Оно между ними. Все видно и слышно, но сделаешь шаг, и лоб упрется в перегородку... Так и хочется расколотить! Попытался вчера взять ее руку в свою, но Ирина вежливо и решительно отняла. Попытал ся поддержать ее — перелазили через лесной завал,—но последовало сердитое движение, и рука у него, у Ивана, повисла в воздухе... В об щем, дружеские, деловые, так сказать, отношения, пропади они про падом! — «На холмах Грузии лежит ночная мгла...» — вдруг раздается сзади Ивана. Он вздрагивает от неожиданности, открывает глаза, оборачивается:
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2