Сибирские огни № 03 - 1970
— Ага...— вздохнула Мария Стюарт.— Это было интересно. «Да,—подумал Иван,—если то, что говорят о ее матери, правда — не жизнь у нее, а...» Они подходили уже к террасе четвертого отряда. И по всему было видно, что приготовление к конкурсу в отряде Тани Рублевой идет пол ным ходом. На столе лежали склеенные из бумаги и покрашенные в черный цвет каски, в углу террасы —деревянные автоматы. Пионеры мастерили что-то из марли и алюминиевой проволоки, взятой, видно, все из той же катушки, которая шла на обручи хула-хуп. — Это голуби у нас будут,—улыбнулась Таня на вопрос Ивана,— Мы решили «Витю Черевичкина» инсценировать. Чудесная, знаешь, пес-* ня, а почти забытая. — Все новое —это хорошо забытое старое? —рассмеялся Иван. — Вот именно,—согласилась Таня.—А вы что? Иван пожаловался, что дело у него горит, и Таня задумалась. — Тоже военную возьми,— предложила она.—Им ведь только по давай— военные...—Небольшие ее глаза как-то напряженно жили « поблескивали за толстенными стеклами очков, маленькое лицо свети лось умом и приветливостью. Выглядела Таня этаким подростком: в сиией йуртке с погончиками,, в узких техасах, волосы короткие, жесткие, выгоревшие на солнце. «Гав- рош и Гаврош»,— почему-то подумал Иван и- почувствовал, что ему очень просто и хорошо с Таней, он уже верил, что инсценировка обяза тельно получится. Остановились на песне «Дан приказ...» — Понимаешь, можно так! —увлеченно говорила Таня.—Просто.., стол, на столе табличка... — «Запись добровольцев»! —подхватил Иван. — Да. Секретарь ведет запись... А хор за сценой... — И вот остаются эти двое...—продолжал Иван, представив уже почти всю сцену и радуясь, что дело-то, оказывается, не такое уж и сложное,—И он ей «напиши мне письмецо...» — А девчонке красную косынку обязательно! И всем котомки.., тощенькие такие... в дорогу же! — Слушай, Тань, а конец так: секретарь остается один... и повора чивает табличку другой стороной, а там; «Комитет закрыт...» — «Все ушли на фронт!»— воскликнула Таня.—И песенка уда ляется... Обязательно к баяну подключи негромко барабан. Иван положил руку на плечо Пинигиной, которая (и он это отлично видел), глядя на вожатых, таких забавных в эти минуты, постепенно оживлялась, оживлялась, заражалась их игрой; брови ее раздвинулись, лицо просветлело. Положил ей руку на плечо и сказал: — Солистка у нас что надо! — Какая из меня солистка! — испугалась Маршя Стюарт:—Я и пою-то как курица лапой... — Ну, да! — возразил Иван.— Помню я твою «молдаванеску»... — А-а-а,—обрадовалась девочка.—Так тогда же надо было! — Вот тогда печь дымила, дым шел, а теперь «огонь». Понимаешь? Горим. — Понимаю... Ну, а кто же солист? — Да хотя бы Ширяев. Он всех перекричит. — Ага! —запротестовала Пинигина.—Что я в него влюблена? — А ты сыграй, Люда. Возьми актрис, что думаешь, они.., — Ладно уж,— вздохнула Мария Стюарт,—попробуем. Распрощались с Таней и отправились домой.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2