Сибирские огни № 03 - 1970

и человеческого бытия (а в такое свобод­ ное проявление входит, разумеется, и выра­ жение протеста против жестокости монар­ ха и борьба с э т о й жестокостью). Жуковский, заменяя строку, невольно (наверное, непроизвольно) продолжил свой старый г Пушкиным спор. Жестокость для Жуковского — та самая горестная реальность, о которой лучше не знать, как лучше не знать о смерти. Лучше не думать о ней, забыться, потому что она отравляет существование, не дает возмож­ ности жить. Однажды он уже заглянул в бездну и увидел страшное: Литием ты п р е л е с т и своей Рукою осени ж е с т о к о й... Так должен ли поэт напоминать людям о жестокости? Какая п о л ь з а в этом? За­ чем отравлять существование себе и дру­ гим? Не лучше ли, не п о л е з н е й ли воспе­ вать «прелесть», «драгое сердцу заблуж­ денье» — единственную ценность, содержа­ щуюся в бытии? И не прямая ли это обязанность поэзии ( с т и х о в ) — самой стать п р е л е с т ь ю ж и в о й , явившись таким образом выраже­ нием единственной реальности, содержащей­ ся в бытии,— «драгого сердцу заблуж­ денья»? Ответ Жуковского на все эти вопросы известен. Он написал: ...Что прелестью живей стихов я был полезен... Но с такой строкой вся строфа переста­ ла принадлежать Пушкину. Она стала при­ надлежать Жуковскому, сильно и точно вы­ разив его мировоззрение, его жизненный и душевный опыт. Потребовалось вмешательство времени, чтобы не просто исправить искаженное, но вернуть строфу ее законному владельцу. Жуковский действовал из лучших по­ буждений Но он не смог, дотронувшись до чужого текста, не оставить на нем своего личного клейма. Потому что он был п о э т о м . А поэт всегда отстаивает свое понимание жизни и пишет стихи, сообразуясь только с этим по­ ниманием. Я не случайно процитировал в начале статьи стихи именно Владимира Соколова Одаренный поэт, он с особенной настойчи­ востью, даже с демонстративностью («со мной о п я т ь Некрасов и Афанасий Фет») утверждает зависимость собственного твор­ чества от русской классической поэзии. В этой зависимости многие согласны ви­ деть прочную, настоящую опору на тради­ ции С Соколовым нередко связывают боль­ шие надежды в современном литературном процессе: он, в представлении критики, как бы возглавил движение сегодняшней поэзии к старым классическим образцам О Соколове порой приходится читать даже почти буквальное повторение одной старой формулы, определившей значение поэта: Соколов «один из самых, на мой взгляд, больших и талантливых современ­ ных русских поэтов» (Ф. Чуев); «один из лучших современных русских поэтов» (А. Передреев); «поэт гражданский в са­ мом высоком значении этого слова» (И. Волгин). Если это и курьезы, то не редкие. Стихи В Соколова принято рекомендовать читате­ лям с особенной страстностью. Такой, на­ пример: «к Соколову пришла легкая и не­ ограниченная власть над словом» (Ст. К у­ наев); «Соколов поднялся на ту ступень творчества, достиг такого состояния ду­ ха...» (Ал. Михайлов); «пожалуй, как ни у кого из современных поэтов, у В Соколова через все стихи проходит...» (В. Гейдеко); поэт идет к читателю «с такой безмерн )й силой нравственного убеждения, с такой глубиной чувства, с такой спокойной прав­ дой на устах...» (Л. Аннинский); его стихи «проникнуты такой духовной чистотой и свежестью...» (В. Кожинов); в них, наконец, «достигается та мера слияния собственной жизни с искусством, стилем, которая и при­ водит к тому, что мы называем поэзией» (Е. Ермилова). Рекомендации таковы, что если отнес­ тись к ним со всей серьезностью,— а имен­ но так мы и собираемся к ним отнестись,— то естественно предположить, что мы имеем дело с поэтом, по меньшей мере, крупным. Понятно поэтому, что в разговоре о тра­ диции мы не вправе пройти мимо такого поэта. Собственно, с эстетической программой В. Соколова мы уже познакомились. И да­ же частично ознакомились с ее реализаци­ ей Я имею в виду воспроизведение фетов- ского текста «От ресниц нависнул в очи ..» в цитированном стихотворении Любопытно, что при этом воспроизведении фетовское «занимает дух» превратилось в «захваты­ вает дух» — образ не обновлен, но как бы стал громче, словно выкрикнут в рупор. Так получилось потому, что в «преобразо­ вании» образа участвует не чувство, а экспрессия, наступательная активность Фа­ товская спокойная конкретность сменилась экзальтацией. Сказав: «Вдали от всех парнасов», В Соколов не забыл о том, что эти ненави­ стные парнасы существуют По существу, все это стихотворение метит в обитателей парнасов Потому гак экспрессивно усиле­ но переложение фетовского текста Но образ, повторяю, оказался не обнов­ ленным. Противостоять сильному магнитно­ му полю другого поэта В. Соколов не смог. Или не захотел. Известно, что стиль — это человек. Стиль и уникален-то потому, что уникален его создатель Он, стиль, развивается вме­ сте с развитием человека, запечатлевая черты этого развития, фиксируя изменения характера, мировоззрения, отношения к любви, к жизни, к смерти. Правда, история