Сибирские огни № 03 - 1970
развития находятся в центре внимания по литэкономов, законы эстетического освоения действительности — в центре внимания эсте тиков и т. д. Если определить «внутреннее мощное пыланье», которое составляет душу поэзии Мартынова, то им будет движение. Поэт различает разнообразные формы движения, изменения, непокоя и в самой природе, и во вселенной, и во всех областях человеческой деятельности. Причем перемены, происходя щие повсеместно, чреваты переходом из од ного качественного состояния в другое. Взять его стихотворение «Листья»; между неподвижностью и внезапны^ вихревым полетом листьев есть мгновенная, мастерски запечатленная пауза: листья лежали на па нели, и «вдруг они осатанели», а затем, «изменив свою окраску, пустились в пляску, колдовские». «Весна стояла затяжная»,— так медли тельно, словно бы нехотя, начинаются дру гие'стихи. И вот перед нами возникает зри тельный образ этой затяжной весны, ее не померная протяженность во времени и про странстве: весна была похожа на лыжный след, который все тянется по снежной гла ди, «когда исчезнет, сам не зная». Затем, словно удар в колокол, словно сигнал к отправлению, следует решающее «но». Ри сунок стиха резко переменился,—одна де таль сменяет другую, уже «листва деревья покрывала поспешно со всего размаха», уже на циклопической арене земли яблони, «как кони в пене, встав на дыбы, так и оста лись...» Следует мгновенное равновесие про тивоборствующих сил, чтобы разрешиться торжествующей концовкой стиха: «И сразу наступило лето!» К этим переходам из одного качества в другое, к этому контрасту между статикой и кинетикой Мартынов прибегает охотно и часто. В своих обращениях к природе он выявляет все виды кинетической энергии — от легкого дуновения ветерка до вихря, тай фуна, шквала, от мертвенного покоя снегов до бурного половодья рек. Моторной частью стихотворения чаще всего служат разверну тые метафоры, в которых, как в оболочке ядро, заключено основное содержание сти хотворения. Мартынов одухотворяет мир живой и неживой природы при помощи этих развернутых метафор и тропов; при помо щи их он вводит читателей в круг техниче ских завоеваний нашего времени. Иначе ска зать, эти метафоры и тропы «технизируют» и очеловечивают вечные явления природы. Над полями промчался вихрь. Он мгновен но напомнил поэту о том, что связано с су ществованием человека, что вошло в его плоть и кровь, что стало его вторым «я»,— он ассоциировался с техникой XX ве ка. Этот полевой вихрь промчался так, «как будто бы, поджав стальные крылья, какая-то промчалась эскадрилья и, глухо взвыв, за горизонтом скрылась...» Где-то в Рузе и в Тарусе в предрассветной луго вой дреме смерчик «пронесется мимо, как мотоциклист», „ И взлетит от грома Мошек целый рой, Как с аэродрома, С дремы луговой 1 Стая голубей взмывает вверх и сверка ет стальным опереньем, словно звено сверх звуковых самолетов. Море под прожектор ным покровом «рычит ночами реактивных! ревом». Таких примеров можно привести множество. Они не только приближают ли рику природы к современному .восприятию, но и характеризуют все убыстряющийся ритм нашей жизни. Скорость — идол XX века. Скорость ме няет всю систему наших чувствований и восприятий. Мартынов постоянно ощущает это, впрочем-, как и множество других про заиков и поэтов. «Мы сегодня уже не пере мещаемся,— пишет Даниил Гранин,— мы просто попадаем из одного мира в другой, из одного континента в другой, за несколь ко минут мы оказываемся на высоте не скольких километров над землей... Мы получаем новую действительность вне запно». Внезапность получения новой действи тельности, парадоксальность внутренних состояний, резкость перехода из одного климатического пояса в другой,— все опре деляется сегодняшними средствами сооб щения, ускоренным ритмом нашего бытия. Мартынов живет этой внезапностью, конт растностью, стремительностью перемен: он — в них, как и они — в нем. Когда в го лубом небосводе сверхзвуковые самолеты преодолевают звуковой барьер,— словно удар грома раскалывается над зелеными, полями и лугами. Вы слышали. Вы видели. Почувствовали вы? Так следом за событьями Несется гул молвы. Теперь Не полагается О них предупреждать — Событья надвигаются Быстрей, чем можно ждать! Таким образом, Леонид Мартынов со временен не только техникой стиха, своими интонационным жестом, он современен ха рактером мышления, характером мировос приятия, меняющимся в соответствии с ме няющимся бытием. Его поэзия постоянно обогащается за счет наиновейших научных открытий, технических достижений, за счет развития философствующего чувства, все большей многоструктурности лирического «я». «Что делается в механике, и в химии, и в биологии» — он знает, ибо постоянно на ходится среди самих пытливых и вдумчи вых ценителей этих наук. Обращая взор вовнутрь «человеческого общественного естества», поэт по традиции не сетует на то, что нравственное, чувствен ное освоение мира отстает от технического прогресса, от социальной эволюции. Напро тив, он отмечает, как в соответствии с этим прогрессом в людях все «тоньше и тоньше становятся чувства», как нарождаются
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2