Сибирские огни № 03 - 1970

обретает свойства обобщения, свойства сим­ вола, прямо противоположного символу «звезды Венус». На рисунке была изобра­ жена сибирская баня, но какая? Гравюра из книги Дотероша утверждала представ­ ление просвещенных европейцев о дикости сибиряков, о пренебрежении ими элемен­ тарными чувствами стыда и целомудрия. Среди голых мужиков, детей, девушек, си­ дящих рядом на полке, окутанных клубами дыма и пара, героиня с изумлением, с не­ годованием, с горечью узнает себя. Она предана дважды — художником Антоном и Дотерошем, который видел, знал, что та­ кое сибирские бани. Предана ее любовь, предана ее наивная вера в людскую спра­ ведливость. Дотерош во всем оказался по­ добен Антону: им движет, если не корысть, то пресыщенное высокомерие и жажда ела-- вы любой ценой, любыми средствами. В де- вушке-тоболянке оскорблено самое святое — ее национальное чувство, ее любовь к ро­ дине, вера в необыкновенность ученого аб­ бата. • Почто ж, д’Отерош, служа своей науке. Людей ты оболгал, меня обрек на муки? — горестно восклицает она. Наука, как и ис­ кусство, несовместимы с расчетом, с по­ пранием человеческих прав. Истина науч­ ная, как и истина художественная, должна возвышать человека, освобождать от оков суеверий и предрассудков, т. е. способство­ вать интеллектуальному и нравственному совершенствованию людей, а не унижать, не оскорблять их. Ученый, как и художник, должен быть достоин своего призвания,— такова мысль этих глав «Домотканой Вене­ ры». В свете высоких гуманистических за­ дач науки и искусства сочинение аббата Дотероша — «неправедная книга», книга, полная лжи и лицемерия. Все новые и но­ вые грани реалий, ставших символами, рас­ крываются в поэме. Мир алчности, мир эгоистического расчета не оставляет места для искренности чувства, для возвышен­ ности устремлений. В этом мире Венера —■ богиня любви — превращается в предмет спекуляций. Наоборот, самое нелепое, фан­ тастическое изображение может обрести прочные жизненные корни, и вновь возни­ кает в поэме «сибирская баня», но теперь она приобретает зловещий, вполне реальный характер: «Ее б изобразил презренный До­ терош, и, верно бы, т а к о в рисунок был похож» (разрядка наша.— В. Д.). Под низкой кровлей, в чаду свечей, в дыму, в духоте крепостные рабыни ткут фальшивые гобелены, Мавританский рису­ нок местных ковров аббат Дотерош как-то предложил заменить излюбленными в Ев­ ропе мифологическими сиенами и сюжета­ ми. Живописец Антон ухватился за эту идею,— так возникла на берегу реки таин­ ственная баня, так стали распространяться по России «изделия папаши Гобелена». Фабрика спекулятора — заброшенная ба­ н я— сущий ад для мастериц. Таким адом стала подпольная фабрика и для героини, ставшей женой Антона. Моделью греческих и римских богинь спекулятор Антон избрал не что иное, как лицо и фигуру своей же­ ны. И теперь он сотни раз продает «до­ мотканую Венеру», как прежде нагло и рас­ четливо продал ее аббату Дотерошу. Не­ счастная дочь ратмана, жаждующая любви1 столь светлой и необыкновенной, как звезда'. Венус, ныне обнажена, пригвождена в аль­ ковах знатных вельмож и похотливых ста­ риков. «Где Венус? Где звезда?» — в отчаянья восклицает жертва корысти и расчета. Вме­ сто ослепительной звезды перед ней туск­ лая свеча домашней рабыни, вместо чу­ десной любви,— «меня ткачихи ткут на ру- нок для продажи», вместо уважения лю­ дей — презрение, ненависть крепостных, узниц. Гусиного пера не надо! —я кричу,— Свою свободу я вернуть себе хочу,. Покудова свеча еще не догорела... У героини записок отнято все — челове­ ческое достоинство, честь, любовь, но — и это важнее всего — у нее отнята свобода, а без воли, без свободы она не может жить. Безумство охватывает дочь ратмана. Пламя охватывает ветхие строения,— это мстит тобольская Венера за себя, за пору­ ганную любовь, за безымянных дев — ра­ бынь фабрикатора Антона. В ее безумии — ее освобождение: Незримою тропой из темного урмана Иду на белый свет —Венера домотканна! ^ Психологическая драма «Домотканая Венера», как мы видим, обнаруживает мно­ гослойную символику ведущих образов-по­ нятий, сложно-ассоциативную структуру ме­ тафор, которые характерны для мышления и воображения современного художника. Леонид Мартынов использовал формы и средства современной поэтики,— правда, они могут принимать вид, могут уподобляться старинным формам и средствам, но не мо­ гут их заменить. Для этой драмы свойст­ венно и то «вечное» начало, о котором упо­ минал П. Антокольский, которое он считал важнейшим элементом исторического про­ изведения. Как в греческой трагедии, здесь показан путь человека от счастья к не­ счастью, ибо чистота, цельность натуры, «непохожесть» героини на спекуляторов от науки, от живописи — причина ее гибели. Сила обстоятельств оказалась сильнее чело­ века. Обстоятельства эти не могут быть из­ менены; человек не может измениться: раз­ решение коллизии только в трагической ги­ бели человека. Современность же поэмы «Домотканая Венера» заключается в современной точке зрения на происходящие в ней события. Идейный анализ поэмы был бу неполон, если бы мы вновь не обратились к ее на­ чальным строкам: ...Прекрасная Елена, И Венус, и Сафо, и нимфа у ручья,— Не кто-нибудь иной, но— я, и только — я!