Сибирские огни № 03 - 1970

ствительность смешалась с вымыслом», как в известных стихах о Лукоморье. Исторические хроники Сибири дали ему полную возможность для совмещения, точ­ нее — взаимообогащения, действительности и вымысла. Но в эпических произведениях поэт добивается уже не деформации реа­ лий, а высокой степени их обобщения. И в этом второе отличие поэм Мартынова от его лирических ' произведений. Поэт «сгу­ щает» до символа исторические подробности, подчас предельно обобщает духовный об­ лик своих героев. Именно высокая степень обобщения, концентрации реального содер­ жания и является одной из примет худо­ жественного символа. Символ, по словам Гегеля, по природе своей находится посередине между поня­ тием и природным явлением: с одной сторо­ ны, он тяготеет к природному явлению, а с другой — обнаруживает свойства понятия, т. е. обобщающие свойства человеческого сознания. Эта двойственная сущность сим­ вола, его, по определению Гегеля, двусмыс­ ленность четко обнаруживается хотя бы в такой реалии «^венькая», как шрифт из гарнизонной печатни. Свинцовый шрифт был похищен Увенькаем и привезен в Баян- Аул. Это — его баранта, его добыча. В та­ ком смысле шрифт — лишь деталь поэмы, в* таком смысле он «тяготеет» к природно­ му явлению. Но Мартынов дает понять, что одновременно это и символ Слова: в руках правителя канцелярии Слово служит угне­ тению степных народов, ибо напечатанные в омской крепости указы и манифесты — средство угнетения и закрепощения кочев­ ников. Когда же «кузней воинственный в огне свинцовый тяжкий шрифт распла­ вил»,— Слово превратилось в пулю, в ору­ жие, в средство борьбы восставших за сво­ боду и независимость. В этом смысле ли­ теры из омской печатни обнаруживают свойства понятия, обобщающего умозаклю­ чения поэта. Еще более многослойно проявляется символика в поэме «Домотканая Венера», написанной от имени девушки-тоболянки. По форме поэма представляет собою «пись­ ма» или записки героини, сохранившиеся среди старых бумаг и как бы случайно об­ наруженные автором. Форма «писем», дневниковых записей была излюбленным жанром писателей-сен- <тименталистов и процветала в конце ''ДУШ — начале XIX века Леонид Марты­ нов учел стилевые приметы сентименталь­ ного направления, например, повести «Бед­ ная Лиза» Н. М. Карамзина. Но, конкретно разрабатывая стилистику всей поэмы, Лео­ нид Мартынов попытался сплавить «алек­ сандрийский стих» или «александрины», вве­ денные в русскую поэзию Сумароковым и Херасковым, с народными плачами, причи­ таниями, заговорами. В этом сложном клю­ че решалась автором вся поэма. ...1761 год. В астрономии этот год из­ вестен как год прохождения Венеры через солнечный диск. Событие, имеющее весьма малое касательство к заботам горожан, всполошило славный город Тобольск по причине приезда в город знаменитого путе­ шественника и астронома Шаппа Дотеро- ша. Ученый аббат прибыл из Парижа по приказу короля наблюдать небесное явле­ ние, а затем описать его. Последствия при­ езда Дотероша оказались трагическими для влюбившейся в него дочери ратмана, про­ званной за свою необыкновенную красоту тобольской Венерой. Как и все горожане, девушка захвачена невиданным зрелищем — прохождением Венеры через солнечный, диск. Что вижу я? Ничто! Лишь солнечную мглу. Ах! Словно чья-то тень проходит по стеклу. Ах, черная! Ах, пламень вспыхнул красный! Не девы ль силуэт вдруг вижу я неясный? Конечно, Венус то! Необыкновенность происходящего в не­ бесных сферах как бы дополняет необыкно­ венность происходящего в героине, в ее внутреннем мире. Правда, на городском валу, да и позднее, она одинока в этих сво­ их видениях и грезах. Если для героини Венера принимает фантастический облик прекрасной девы, то живописец Антон в оптическую трубу видит всего-навсего «ка- ку-то красну блошку». Если Дотерош, вер- , нувшись с парадного обеда в честь «оных обсерваций», легкЬмысленно каламбурит, роняет банальности о красоте сибирской де­ вы, то сама тоболянка полна тревожного предощущения первой любви. Она с жаром восклицает: Виденья своего я необыкновенность Навеки сохраню. Я лицезрела Венус! В этих ключевых строчках очевидна двой­ ственная сущность мартыновской символи­ ки. Минувший день для девушки-тоболянки. был необыкновенен,— впервые она увидела величие науки, ее торжество над суеверия­ ми, религиозными знаменьями и пророче­ ствами о конце света. В этом смысле «звез­ да Венус» тяготеет к природному явлению, к реалии, а весь эпизод — к точному опи­ санию астрономических наблюдений в сере­ дине XVIII века. С другой стороны, слова «Я лицезрела Венус!» обобщают душевное состояние героини, которой впервые откры­ лась красота и величие человеческой люб­ ви. Как звезда Венус, так и таежный цве­ ток «Венерин башмачок», подаренный ею Дотерошу, теперь служат для нее залогом взаимности, навевают тайные мечты, гар­ монируют с ее возвышенным и целомудрен­ ным чувством. Однако жажда прибылей и жажда сен­ саций, объединившись, губят любовь. Ху­ дожник Антон, выполняя заказ Дотероша, падкого на экзотику, рисует ему «сибир­ ские бани». Дотерош поместил этот рису­ нок в книге, вышедшей в Париже. Через несколько лет книга окольными путями по­ падает в Тобольск. Еще одна реалия при