Сибирские огни № 03 - 1970

ственный, неостановимый бег времени, кото­ рый, в конце концов, привел к июню сорок первого года. Мартынов тогда же написал, что «в промежутках между штормами воды кажутся покорными», что спокойствие об­ манчиво, что мир готов вот-вот вспыхнуть в пожаре мировой войны. Война шла с за­ пада, со стороны гитлеровской Германии. Необходимо было «окорениться», найти опо­ ру в исторических пластах народного бытия. «Шторм» мировой войны надвигался, и на­ до было готовиться к тяжкому испытанию сил, использовать все возможности, все источники мужества, все образцы героизма и беззаветного служения Родине как в ны­ нешнем веке, так и в минувших веках. * «Атмосфера тех лет,— замечает Марты­ нов,— ...заставляла меня, как и многих других художников слова, обращаться к героическому прошлому». А несколькими строчками ниже он делает еще одно важ­ ное уточнение: «Порой мне казалось, что прошлое я сжимаю руками, как меч и как щит...»1 «Кто не помнит прошлого, тот живет без будущего». Этот афоризм эстонского прозаика Юхана Лийва — ключ к понима­ нию исторических поэм Мартынова. Рет­ роспективный взгляд в прошлое, как и пер­ спектива в будущее,— опоры, которые по­ зволяют художнику обозреть «рельеф» соб­ ственного века. Мартынов всегда стремился встать над уровнем обыденности и повсе­ дневности, найти приметы великого и не­ значительного, субстанционального и эмпи­ рического. Его развивающееся чувство бу­ дущего позволило ему найти эти приметы и отличия. Но с такой же неослабевающей силой в нем развивалось и чувство прошло­ го, та историческая интуиция, которая по­ зволяла ему нащупывать завязи обществен­ ных страстей и столкновений, «провидеть» в истории характеры яркие, судьбы стран­ ные, реалии символические. Чувство истории, овладевшее Мартыно­ вым, возникало не из самовнушения, некое­ го художественного гипноза, а из единения с современной поэзией, со всей духовной культурой народа. Срок настал, и потреб­ ность заглянуть в прошлое, чтобы по­ нять настоящее и предугадать будущее, обернулась пафосом его исторических поэм... Ан. Тарасенков заблуждался, когда в статье, посвященной Мартынову, утверждал: внутренняя свобода художника в его поэ­ мах не связана «документальными фактами и подробностями точно устоявшихся собы­ тий»* 2. Возвращение на родину, в Омск, не мог­ ло не взметнуть в душе поэта, как говори­ ли в старину, рой воспоминаний, не могло не оживить память детских лет, усилить жажду творчества. Родина пахнула на него г «Мой путь». В кн.: «Леонид Мартынов. Стихотворения». М., Гослитиздат, 1961, стр. 9, 10. 2 Ан. Т а р а с е н к о в . Поэмы Леонида Мар­ тынова. «Новый мир», 1940, № П—12. стр. 367. «медным медом азиатских пчел, теплотой нагревшихся песков». Поэт щедро использовал эмоциональный опыт, не тронутый им прежде. С порази­ тельной памятливостью он восстанавливал, воссоздавал в душе этот опыт, накопленный им во время странствований по Сибири. «Я ощущал прошлое на вкус, цвет, за­ пах,—-замечает Мартынов,— я чувствовал, что надо выразить все эти ощущения, осо­ знать их творчески и в конце концов таким образом освободиться от них, чтобы вер­ нуться к современности... Я решительно взялся за поэмы». Если бы Мартынов основывался только- на личном ощущении прошлого, то критик, отрицавший документальную основу поэм, был бы прав. Но запас личных знаний и наблюдений сочетался у Мартынова с на­ пряженной работой над рукописными ма­ териалами, над архивными источниками, над старопечатными книгами, над грудами книг, из которых, как позднее скажет А. Гидаш, можно было бы составить городскую биб­ лиотеку средней величины. ...На печати Тобольска были изображе­ ны два стоящих на задних лапках соболя с вертикально поставленной золотой стрелой. Затем у Тобольска появился герб, который изображал пирамиду с воинскими знамена­ ми, барабанами и алебардами. Еще позднее на гербе был обозначен щит Ермака, булава атаманская и знамена. Эта геральдика по­ могала верно определить исторические эта­ пы освоения и колонизации Сибири. Но- Мартынов, со свойственным ему вниманием к огромной культурно-просветительной ро­ ли, которую сыграло русское государство в преобразовании Сибири, отметил, что на гербах забыли поместить два предмета —- перо и книгу. «Золотая книга и серебряное гусиное перо,— пишет Мартынов,— достой­ ны были соседствовать на гербе тобольском не только с барабанами и алебардами, но и славным щитом Ермака»1. Значение книги в творческой, биографии Мартынова невозможно переоценить. К са­ мым неожиданным источникам обращался поэт в процессе работы. Но эти источники давали Мартынову ценнейшие исторические сведения, подсказывали положения, ситуа­ ции, сюжетные ходы, определяли черты ха­ рактеров героев. Во многих книгах Марты­ нов находил «завязи» поэм, которые он развивал, обогащал воображением. Следует отметить и такую особенность историографических изысканий Леонида Мартынова. В тридцатых годах в Омске, например, в статистическом журнале «Ом­ ская область», он вел подборки «По стра­ ницам старых книг и журналов», «Из прош­ лого нашей области» и «другие. Для нас эти заметки и статьи важны с точки зрения- несомненной документальности поэм Мар­ тынова. Так, статья «Человек, которому рвали ноздри» излагает историю ближай- 1 Леонид М а р т ы н е в. Повесть о тоболь­ ском воеводстве. Омск, 1945, стр. 4.