Сибирские огни № 03 - 1970

КРУПТШИШ Валерий ДЕМЕНТЬЕВ Даритель счастья 0 \ Как меч и щит М 1/Кно ли сказать, что человеком овла­ дело чувство истории? Ведь история— ка- тегор! я сугубо отвлеченная; в личном, субъ­ ективном, пристрастном восприятии она яв­ ляется уделом немногих,, а быть ч у в с т ­ в о м ей вообще как-то не дано. Между тем, Мартынов не ошибся, когда сказал, что в 30-х годах им «овладело чув­ ство истории». Это было именно чувство, неотступно жившее в нем долгое время и теперь превратившееся в страсть, в то са­ мое «внутреннее мощное пыланье», которое заставляет нас действовать, «толкает ' нас вперед». В дальнейшем Мартынов постарался ра­ зобраться в причинах возникновения подоб- . ной одержимости прошлым. Он почувство­ вал, что переживания, волновавшие его, не укладываются больше в привычную для не­ го форму короткого лирического стихотво­ рения, что поиски сложной монументальной •формы встали перед ним со всей остротой. Дело же, нам думается, не 'в форме, а в существе лирического дарования Марты­ нова. Как известно, отношение Мартынова к жизни определялось повышенной субъектив­ ностью. Бывали моменты, когда объектив­ ный мир как бы растворялся в его субъек­ тивных восприятиях и впечатлениях («Го­ лый странник»). Да и в дальнейшем субъ­ ективное начало нередко главенствовало в его поэзии, преобладало. в ней. Развитие личности поэта в тридцатых годах, после создания стихотворений «Кружева», «Под­ солнух», «Со' подсолнуха», «Рассвет», «Де­ ревья», «Вологда» и других, достигло ка- Поэзия принимает парение не а пустыне, а из среды больш их об­ щ ественных видений. П. А. С л о в ц е а. кого-то «предела». Субъективность ощуще­ ний не давала ему возможности одолеть этот предел. Поэтому перед художником возникла опасность: удариться в самопов- торения или в манерность, эту неизбежную участь субъективных натур (такие натуры, по образному определению Гете, быстро вы­ сказывают то, что в них внутренне заклю­ чено, и гибнут, впадая в манерность). Мартынов не был субъективной натурой в гетевском понимании. Его отношения к жизни, к действительности несут личност­ ный отпечаток, это так, но отсюда не вы­ текает, что Мартынов находился или нахо­ дится в стадии непрерывного самопогру- жения. Как явствует из высказываний самого поэта, его стремление «заглянуть в себя» определяется внешними обстоятельствами, внешним поводом. Временем. Конечный смысл творческого процесса он видит не в самопогружении, а в познании жизни, сре­ ды, обстоятельств, характеров людей и т. д., короче говоря, в познании людей, в общест­ венной среде. Вот почему, как и всякая благородная личность, он «сознает свое кровное родство, свои кровные связи с оте­ чеством» (Белинский). Вот, наконец, почему Мартынова перестала удовлетворять и фор-' ма короткого стихотворения, которой он так искусно владел. Что-то новое, необычайно важное наметилось в самосознании поэта, что-то новое стало определять в окружаю­ щей среде весь ход событий. Эпоха приоб­ ретала, условно говоря, объективный харак­ тер. «Развертывание» лирической личности уже не представляло такой жгучий общест­ венный интерес, как в конце двадцатых го­ дов. События не то чтобы заслоняли эту личность, но включали ее в более могуще