Сибирские огни № 03 - 1970

'попытка продлить жизнь! Разве продлишь, если никто не поможет? И никто не помо­ жет! А ведь она отдала всю себя! Отдала тем самым людям, которые проходят ми­ мо!.. Я по молодости лет предположил сна­ чала, что взволновала его не столько ло­ шадь, сколько трудность раскрытия неуло­ вимого социального смысла этой картины, и сказал ему об этом. — Зачем ?— обиделся Зубцов.— Если бы меня интересовала только абстракция, а не лошадь, то разве было бы мне стыд­ но перед нею? Есть и другое. Как хозяин и коммунист, должен я видеть, какой це­ ною куплена победа? Иль это лучше, за­ крывать глаза и проходить, не замечая?.. Обостренная впечатлительность — от­ личительная черта художника. Он не мо­ жет «проходить ’мимо». Ему надо все до- •смотреть, все запомнить и все додумать бесстрашно, до конца. Не все понимали Владимира Яковлевича, его жадный инте­ рес к острым, драматическим ситуациям, быструю и резкую реакцию на несправед­ ливость, на страдание, повышенное внима- ’нне к судьбе личности. Вот он рассказывает о 6-й роте 35-го колчаковского полка. Рота уходила из го­ рода. Командовал ею звероподобный бело­ гвардеец Беляков. Вторым офицером был прапорщик Фетисов. Тщедушный, чуть кар­ тавый, с воспаленными глазами, бывший сельский учитель откуда-то с Ангары. Фети­ сов тайно договорился с солдатами своей роты: если их отправят за пределы города, •они «с ходу» перейдут к партизанам. Был даже разработан план такого перехода. 'Фетисова и в самом деле командировали против партизан, но не со своими ребята­ ми, а с другой ротой, которая не знала его, В ближайшей деревне рота решила расправиться со своим командиром. Фети­ сов спрятался. Никто из солдат не видел, •куда он убежал. — Спросили у случайной Девочки,— рассказывал Владимир Яковлевич,— не ви­ дела ли она тут где-то одного маленького дяденьку.— «Видела! Вон туда этот дя­ денька побежал, вон за те назьмы. Тамоч- ка где-то он, за теми вон кучками при­ лег...» Беляков, по рассказам солдат, был дрянной, жестокий человечишка. Типичней­ ший каратель: я бы сам в Такую сволочь пулю запустил. А вот Фетисова мне жаль. Жаль, что такие вот русские интеллиген- тики все медлят, все топчутся, сами никак войны не кончают, а все ждут конца. Вот и финал: позорная смерть на назьмах. От чьей руки? От руки народа, к которому он •не сумел вовремя шагнуть! Драматические сиены передаваемые Зубцовым, почти всегда сопровождались неожиданными поворотами его ищущей беспокойной мысли.' Поручик Генералов душой и сердцем был предан белым, смертельно ненавидел партизан. Когда его рота восстала, чтобы перейти к партизанам, он успел убежать. Трое солдат нагнали его по дороге к горо­ ду. Фельдфебель, возглавивший восстание, так рассказал о расправе над офицером. — Мы не тронули господина поручика. Мы только раздели его. И отпустили. «Мы­ то за всех,— сказали мы ему,— а ты-то сам по себе. Ну и бог с тобой: живи сам по себе!..» Никуда ведь не побежал, пара­ зит: сел «сам по себе» в снег около дере­ ва и побелел, как «белый»... Зазубрин, улыбнувшись в этот раз, От­ метил образную «формулировочку» фельд­ фебеля, ее «народный философский смысл» и, вздохнув, добавил из Полежаева: «По- рабощенье, как зло за зло, всегда влекло ожесточенье». «Страшные картины» недавнего про­ шлого прочно жили в памяти партизан. Рассказы о «страшном» и поучительном передавались в городе из уст в уста. Зуб­ цов знал этих рассказов больше, чем зна­ ли другие, и воспринимал их без проме­ жуточных инстанций, непосредственно от очевидцев и участников. Он лично был знаком с бывшим командующим партизан­ ским фронтом (потом — председателем ревкома) Яковенко, с его постоянным секре­ тарем Черниковым. Передавая эти расска­ зы другим, Зубцов как бы проверял сю­ жетную убедительность материала и ответ­ ную реакцию слушателей. Как-то в жаркий летний день мы с Владимиром Яковлевичем пошли купаться на реку Кан. Кан делил город на две ча­ сти. На нашем (низком). берегу был ши­ рокий и длинный луг, покрытый, пыреем, тимофеевкой, цветами, а ближе к реке — ровной бархатистой зеленью. Выкупавшись, Зубцов лег на прохлад­ ный травяной ковер со словами: — Какой луг! И сколько вообще нетро­ нутой земли в Сибири!.. Полежал и вдруг произнес: — «Максим! Давай в небо смотреть!..» Откуда это? — Босяки Горького,— сказал я. — А точно? — Не помню. Герой рассказа, кавказец, лежит под деревом, повертывается на спи­ ну и приглашает Горького сделать то же самое. — Вот и я не помню. А фраза навеки вклинилась в башку. В чем тайна ее воз­ действия? Ведь самая обыкновеннейшая фраза. А она, как лучик, отеплила мне тог­ да весь тот рассказ... — Вы записываете те, что нравятся? — Нет... А надо бы! Вот сегодня. При­ бегает к нашим соседям тетя Ариша (дочь у нее замуж выходит): «Нет ли у вас ка­ кой завалящей божьей матери, мне Дашку мою благословить?..» Вот такое надо бы записывать! Тут и безбожие, и верность традициям, и — какая уничтожающая на­ смешка над этими же традициями!.. — Своеобразны здесь и край, и народ,— сказал он, немного погодя,—Индустрии нет, поэтому почти нет рабочих, земли много, поэтому совсем мало батраков. Лю