Сибирские огни № 03 - 1970
И какая гордая — «допустим, а что?» Это тебе не Зоенька-хохотушка. С Зоенькой мы бы мигом нашли общий язык, а вот попробуй с такой...» Спохватился, когда тени от его сооружений и от чудищ-корневищ стали длиннее. Смыв на мелководье приставший песок, быстро оделся, перекинул через плечо кеды, взобрался на крутизну и, выйдя на травя* нистую дорогу, зашагал по ней. Было хорошо, как может быть хорошо в лесу на исходе жаркого лет него дня. Когда набегал ветерок, вершины сосен, высоких и прямых, как бы плавали в синем небе, и тогда с веток срывались шишки. Они звон ко бумкали о сучья, с шорохом падали в траву, казалось, сосны ведут веселый счет своих опавших семян: бум! шух! Бум-шух! Трава сладко щекотала и холодила подошвы ног, и Иван почувство вал себя деревенским парнишкой. И дед, казалось, где-то рядом, и идут они на рыбалку, на покос или на охоту. «Сколь баско-то у нас, Ваньша, вольно-то! —вздыхает дед.—А вот начнутся ягоды, грузди... Слышь, дух-то, дух-то! Каждая травинка по- своему и цветет, и пахнет, ну, сколь живу, не могу надышаться. На по косе, бывало, припаду к сену и нюхаю, и нюхаю...» Не однажды уговаривали старого переехать в город, и отец, и мать уговаривали. «Куды-ы? —сердился он в ответ.—В пыль-то? Вшум-то? В толчею- то?—Особенно возмущал его четвертый этаж: — Хоть бы уж первый, все на земле, а то эвон куда! Под тобой живут, над тобой живут, ни не- бушка над головой, ни земли под ногой, не-ет, паря,—вздыхал он на уговоры сына, Иванова отца,—я уж здесь, однако, и помирать стану.— И наказывал всякий раз: —Ваньшу-то посылай. Поможет што, да и ве селей мне». На целое лето Иван приезжал к деду, зарастал белесой гривой, хо дил босой, дичал. Интересно было с дедом, что ни шаг—у него либо кра сота, либо хитрость природы, либо тайна. А сколько они исползали ле сов, озер, солонцов и болот! Четыре года как нет деда, а будто бы вче ра все было... Избушка пасечника показалась внезапно за поворотом. Он пере брался отсюда, пасечник, уехал поближе к людям, когда стали затоп лять пойму, а деревни перевозить на более высокие места. Ульи он увез с собой, а избу сдал в аренду заводу, с тех пор она служит приютом для заводских туристов. Бывал здесь и он, Иван, с туристами да и подшеф ных школьников приводил сюда же... Неподалеку от избушки, в кустах у ручья вился дымок, оттуда до носились неясные голоса, там будто спорили. «Пинигина»,—сразу же уз нал Иван и задумался, присев на пень. Вот он сейчас должен подойти к ним и начать: «A-а, так вот где вы, хулиганы! Марш в лагерь! Как не совестно? На педсовет захотели? Мигом вылетите вон, сегодня же! До чего докатились!.. А ты, Пинигина, девочка, не стыдно?». «Ерунда,—решил Иван,—не смогу я. На Пинигину тем более...» Они пришли тогда на пасеку очень поздно. Стояла морозная лунная ночь. Надо было срочно растопить печку, нагреть избу, сварить ужин, но дымоход отсырел, размерзся, печь никак не хотела топиться, дым ва лил из всех щелей. Разгоряченные бегом лыжники начали зябнуть, а он, Иван, ничего не мог придумать. — Грейтесь, не стойте, грейтесь!—кричал.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2