Сибирские огни № 02 - 1970
Мика сообщнически смотрит на папу круглым рыжим стеклянным глазом. И я вдруг страшно обижаюсь. Мне кажется, что Мика веролом- но предает нашу старую дружбу. Я уже готова сама залезть под одеяло, как вдруг в стену раздается отчаянный громкий стук. В квартире хлопают двери. Кто-то стремитель но проносится по коридору в сторону кухни. Я слышу испуганный, визгливый фальцет Ирочкиной матери —Агнии Степановны: — Комаровские!!! Вы с ума сошли? Вы что, ничего не слышите? Немецкие самолеты! Бегите! Скорее бегите! Мы уже побежали! Папа бросается к радиорепродуктору. Ну, конечно, он у нас вы ключен—держать радио день и ночь включенным мы приучились не сразу. Комнату наполняет оглушительный вой сирены. Воздушная тревога! Воздушная тревога! Папа кидается гасить лампу и открывает окно. Становится ясно слышен нарастающий зловещий гул. Кажется, что он нависает прямо над нами, над головой. В квадрате окна я вижу косые столбы беспокой ного света, шарящие по небу, и высоко-высоко над домами какие-то быстро исчезающие созвездия ярких вспышек. Папа, я боюсь! Отец хватает меня в охапку и вместе с одеялом тащит в темный коридор. — Ольга! —кричит папа, барабаня ногой в запертые двери ванной. Но из-за плеска воды мама ничего не слышит.—Ольга!!! Бомбят! Все бросай! Вниз! Немедленно! Ленка со мной! Ты слышишь?!! Мама наконец выходит. У нее растерянное лицо. Руки —в мыль ной пене. >— Мамочка! —я тоже начинаю кричать, как и все вокруг/—Ма мочка! Там, в комнате! Мика остался! Возьми его! Мама! — Никаких Мик!'—выходит из себя отец.—Сейчас же вниз! Обе рехнулись! Но мама уже убегает в комнату и возвращается с медведем и розо вой сумочкой с нашим энзе. Она редко теряет самообладание. Вчетвером мы проталкиваемся на лестничную площадку. Именно проталкиваемся, потому что лестница забита людьми. Оскользаясь на крутых стершихся ступенях, они беспорядочно низвергаются вниз. Полуодетые, в шлепанцах, с узлами, тюфяками, чемоданами в руках... Давка, вопли. Ревут дети, кряхтят и стенают старики. А может быть,—• больные? Чугунные перильца прогибаются, того и гляди не выдержат такого натиска. В подвал ведет узкая-узкая дверь. Скорее даже не дверь, а какой- то кошачий лаз. Там — просто смертоубийство. Наконец нам удается проникнуть в сырой лабиринт дровяных клетушек и кладовых. Под но гами чавкает вода, пахнет гнилью, мокрыми опилками. Сесть негде, притулиться негде... В нашем доме еще не успели оборудовать укры тие п® всем правилам. Мы стоим, прижавшись спинами к занозистым дощатым переборкам. Папа устал держать меня на руках и, плотно подоткнув меня одеялом, поставил пятками на свои собственные ноги. Мама дышит где-то ря дом, хотя ее не видно. Тьма вокруг— кромешная. Внезапно мы слышим ужасающий хруст. Такое впечатление, как будто наш дом забрали в гигантские щипцы для орехов и мощно на давили на рукоятки. Стены подвала содрогаются. Папа крепко прижи мает меня к себе. — Нас завалило! Завалило! Завали-и-ло-о-о! 0-о-о-1 О-о-Ы = исте рически завывает женский голос.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2