Сибирские огни № 02 - 1970
Он поглядел на старуху прижмуренными, улыбающимися глазами. — По рыбе, по рыбе, мамаша, по той самой, которая посуху с об резами ходит. Молоков отодвинул свою опустевшую миску, прикрывая рукой рот, сыто рыгнул, усмехнулся: — Теперь от той рыбы, поди, одни хвосты остались. — Хвосты-то и вылавливают,— ответил Антропов. «Непонятливая» Мавра утвердительно закивала, потом осторожно подалась по лавке к «начальнику»: — Куда же их девать будут? Антропов не торопясь закурил и, проследив за кольцом дыма, от бросил к железке спичку, поглядел в запавшие и, как ему показалось, ожидающие глаза старухи. — В расход, бабушка. С бандитами разговор короткий. Они вон от Ишима и до крайнего Севера разгромили Советы, коммунистов по вырезали. Целоваться с ними не станут. — Будь они неладны, ироды,— перекрестилась Мавра и запла кала. . Антропов удивленно пошевелил бровями, спросил, не пострадалач ли она от бандитских рук? Мавра вытерла лицо концами платка, согласно моргала, сильно сжимая морщинистые веки, а слезы все катились, и она не могла с ни ми справиться. Потом стянула с головы платок, шумно высмор калась и, переведя дух, зашептала быстро: — Пострадала, батюшка-сынок, пострадала. Как ешше и постра- дала-то, не приведи осподь... Антропов глядел на маленькую трясущуюся голову старухи с пряд ками седых, рассыпавшихся по бледным ушам, волос, хмурился, ожи дая, что старуха расскажет сейчас об очередной расправе с кем-нибудь из родственников. На пути сюда он слышал несколько таких историй. Но, к его удивлению, старуха, продолжая утираться платком, сказала: — Колька, сын-от мой, с косым с етим ушел. Тоже ведь бандит, выходит... — Когда ушел? С каким косым? — не понял Антропов. — Да когда,— недовольно заговорила Мавра.— Вот надысь и ушел. Дурак.— Она совсем перестала плакать, накинула платок на го лову и попросила:—Дай мне, гражданин-товарищ, папиросочку. Табак у тебя духовитый, слыхать, а то я шибко в расстройстве. Антропов протянул ей портсигар и спички, сказал: — Валяй, бабушка, раз курящая. — Да у нас многие бабы курят,— будто оправдываясь, проговори ла Мавра.— От цинги пасутся. Вот и я, как овдовела, приучилась. Му жик-то у меня строгий был. При нем — ни-ни. Если б он был живой-от, дак и с Колькой греха бы не приключилось. Он бы ему показал — грудь в крестах... И Мавра рассказала о своей беде. Когда в деревню вошел отряд убегающих от Тобольска бандитов, они заняли все дома. У нее остановились шестеро. Барана освежевали, всю ночь самогонку глушили. — Среди этих шестерых,—пояснила Мавра,— был самый главный злодей. Одноглазый. Тряпка у него черная по морде. А на френчу-то кресты. Три. Вот мой Колька, сын-от, все им за самогонкой бегал, а сам уставится и пялит зенки на одноглазого. Кресты ему, видишь, инте ресны. У нас в деревне кавалер был, еще с японской, дак у него один крест, а у етого сразу три. Вот ему, дураку, значит, и невида ль. А тот.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2