Сибирские огни № 02 - 1970

я совсем одна-одинешенька на белом свете. Даже мама сейчас стано­ вится моим врагом. «Все за чаепития»,—думаю я горько и несправед­ ливо, и гляжу на мать в упор, зло, непримиримо. — Ты что так на меня смотришь? А? Ты что так смотришь? —ма­ ма прямо задыхается от гнева.—Неблагодарная эгоистка1 Я тебе пока­ жу дерзить! Я тебе покажу!.. О дальнейшем и вспоминать не хочется. Я сопротивляюсь изо всех сил, но маме удается закатить мне несколько жгучих пощечин. Очень больно, унизительно, обидно. Только бы не заплакать! Только бы не заплакать! С каменным лицом я застываю в уголке дивана. Так.я буду си­ деть час, два, три... Приходит отец. — Вот, полюбуйся на свое сокровище! Ее люди просят, а она фор­ тели выкидывает, дрянь этакая. «Накал» не снижается, я слышу это по маминому голосу. «Папочка, миленький, папочка,— про себя умоляю отца.—Ну хоть ты пожалей меня! Хоть немножечко!» Папа жалеет, я вижу, но мама «главнее», и он не смеет вмеши­ ваться. «Трус! —думаю я.—Трус!» — Пока не извинишься перед Зинаидой Павловной,—не получишь ужина! Трудно придумать было в то время более жестокое наказание. — И не надо. Пусть. Непокоренная, голодная, несчастная, ложусь в постель. Сон долго не идет, но, наконец обессиленная душевными терзаниями, я засыпаю... Глубокой ночью, когда мне снится Зинаида Павловна, вприпрыжку бегущая за своими покупками в своей котиковой шубе и резиновых ботах, я просыпаюсь от того, что мне на щеку капает что-то мокрое. Это мама!.. — Девочка моя родная... Разве я не понимаю? Я же все пони­ маю... Ты же видишь, какое время. Надо тебя уберечь... Если бы Зи­ наида Павловна меня не подкармливала иногда, и ты бы не получала того, что сейчас получаешь. Мы должны быть ей благодарны за это. Прости меня, девочка... ■ Мы обе долго плачем. Мама горестно, а я —облегченно. С самого начала вот так бы со мной, начистоту,—я бы все сделала, лишь бы ма­ му не обидеть... Наутро с повинной я иду к соседке и, взяв ее карточки, бегу в бу­ лочную. «Милые жильцы мои...»» Конец марта. Ослепительный весенДий день. Выходной день. Но на­ ша коммуна поднимается очень рано —даже раньше обычного време­ ни. Вместе со всеми встаю и я. Сегодня мы идем на воскресник. Широко распахнуты двери всех подъездов. Из черных лестничных штолен выбираются на свет все новые и новые жильцы. Управдом, хму­ рый человек в военной гимнастерке, на одном костыле, видимо, любит четкую организацию и дисциплину. Он подсчитывает прибывших и тре­ бует, чтобы для начала весь наличный состав воскресника выстроился в подворотне. Надо произвести смотр рабочих сил. Лицо управдома еще больше нахмуривается. Рабочие-то есть,—мало кто остался в такой