Сибирские огни № 02 - 1970

клоаки, завалены нечистотами. А люди!.. На кого похожи люди! Изжел- та-бледные, одутловатые, давным-давно не умывавшиеся как следует... Они медленно бредут по улицам, щурясь от света, покачиваясь на хо­ ду, как пьяные. Витамины! Нужны витамины! — Иначе мы все здесь передохнем. Как мухи.—Такие заявления время от времени делает папа. И хотя мама резко обрывает его, обозвав паникером, отец, пожа­ луй, недалек от истины. Мама опять лежит. Все время в одной и той же позе — на спине, чуть повернув на подушке голову. Подушка серая, лицо серое, волосы серые, серые глаза... Иногда, под вечер, пока еще не зажгли коптилку, кажется, что в постели никого уже нет. Это очень страшно. И я каж­ дые пять минут окликаю маму: — Ты спишь? Спишь? — Нет...— еле слышно отзывается мама. Я больше не поддаюсь на мамины уговоры «покормить ее котлет­ кой» и, когда она обедает, выхожу пройтись по коридору. Я утратила свою обычную живость и часто впадаю в какую-то странную полудремоту. Даже забываю о том, что голодна,— не хочет­ ся разговаривать, не хочется двигаться, не хочется думать, не хочется читать... Я пропускаю' школу, подолгу замираю, неподвижно свернув­ шись в своей зарешеченной кроватке. И папа, если он дома, тоже часто окликает меня: — Ленк? А Ленк? Папа и сам-то похож на привидение. Длинный, ноги тощие, щеки завалились, глаза расплывчато бродят под бровями-лохматками, в ко­ торых появились седые ниточки. Немногим лучше выглядят и остальные. У тети Сони изнуритель­ ный кровавый понос... Дяди-Сашино излюбленное обращение «Привет, дистрофики» в такой обстановке уже не «звучит». Впрочем, он и сам избегает употреблять его — не на шутку встревожен нашим видом. Да, необходимо предпринимать что-то решительное. — Хорошо бы достать луковичной шелухи,— говорит дядя Коля.— В ней уймища витаминов. О луке, разумеется, никто и не мечтает. Как-то само собой разуме­ ется, что луку нет и быть не может, а шелуха — может. Ее и в самом деле за большие деньги или за хлеб покупают на барахолке. Дядя Саша жертвует на это дело свой дневной хлебный рацион (сам он все- таки кормится несколько лучше нас— у него военный паек). Папа, три часа протолкавшись на Кузнечном, приносит две пригоршни рыже­ вато-фиолетового мусора. Это и есть луковичная кожура. Ее долго ва­ рят в кастрюльке, и комната наполняется дразнящим луковым арома­ том. Но едкий коричневый отвар омерзителен на вкус. Мы пьем его утром и вечером, по столовой ложке, боясь пролить на пол хотя бы капельку и тут же плотно завинчивая баночку крышкой: чтобы влага зря не испарялась. Толку, однако, особого не видно. Мы продолжаем хворать. Однажды дядя Саша возникает дома в неурочное время. У него многозначительная мина на лице, как у человека, скрывающего важный сюрприз. ■ — Эх, вы. дистрофики,— обращается он к нам по-старому.— Кис­ нете здесь и ничегошеньки не знаете, что на белом свете творится! И он кладет на с.тол бумажный сверток. — А ну, племянница, смотри! В свертке— пересохшие сосновые хвоины.