Сибирские огни № 02 - 1970

притормаживала. Нас отшвыривает на несколько метров взрывной вол­ ной, в спину нам летят осколки, один из них —я чувствую — вспарывает мне пальтишко... Когда через нисколько минут мы оказываемся в парадной одного из домов на набережной Красного флота, у меня зуб на зуб не попадает. Мама, разглядывая мое пальто, сурово выговаривает: — Погибают те, у кого нет энергии, нет воли. Ты уже большая де­ вочка. Пора понимать кое-что в жизни. Я торопилась потому, что пред­ видела приблизительно, когда начнется обстрел. Я ничего не говорила — це хотела пугать тебя заранее. Что было бы сейчас с нами, если бы я поддалась на твои капризы? Шапочка Глинки Мы долго еще идем по бесконечному, пустому бульвару Профсоюзов. Наконец, вот он, мамин институт — красивое здание с высокими зеркаль­ ными окнами, напротив Исаакиевского собора.' — Леночка, помощница наша пришла,— улыбаются добрые седые тети, мамины сослуживцы —Что тебе, дегка, показать? Раскрываются дверцы огромного шкафа красного дерева, и с полки снимают узенький футляр. Там, на багровом бархате — полированный прутик. — Это дирижерская палочка,— благоговейно шепчут тети.—Зна­ ешь, кто ею дирижировал? Сам Направник! — Кто, кто? — Был в России такой знаменитый дирижер и композитор, он управлял оркестром Мариинского театра, написал оперу «Дубров­ ский»... А шапочку Михаила Ивановича Глинки хочешь посмотреть? С большими предосторожностями мне подают подержать какой-то беретик из серебристой парчи, расшитый тусклыми бусинами. — Жемчуг,—говорят тети. — Ы-у-у! Ы-у-у! — опять воет сирена. Минута —и я оказываюсь в бомбоубежище, на коленях одной из теть. Правой рукой она прижима­ ет меня к себе, другой осторожно держит шапочку Глинки... Институт завален свежими желтыми досками. В ящики со струж­ ками и опилками укладывают экспонаты институтского музея музыкаль­ ных инструментов. Яшики снесут в подвалы, такой музей —один-един- ственный в стране, его необходимо сохранить. Я брожу по загроможден­ ным комнатам. В белых клавесинах изредка надтреснуто позвякивают струны; лихо изогнулись охотничьи рога с серебряной инкрустацией; а вот витрины, где в стеганых футлярах нежатся крошечные, все в пер­ ламутре, скрипочки; рядом — голенастые цимбалы, разнокалиберные балалайки и флейты... В'се это мне можно потрогать, понюхать. Меня уже начали дома понемножку учить на фортепиано, я знаю ноты и могу одной рукой «изобразить» «Во поле березонька стояла...» Именно это я и пытаюсь сделать, открыв крышку клавесина. Седые тети снисходи­ тельно улыбаются. Мама по горло занята упаковкой и ничего не слышит. Ночью мы остаемся вдвоем с ней в опустевшем институте. Мама дежурит, а меня не с кем отправить домой. Она обходит институтские залы с лепными потолками, мраморные лестницы, анфиладу музейных комнат — проверяет, в порядке ли ящики с песком, на месте ли щипцы для «зажигалок»... А я уже лежу, укрытая маминым пальто, на полоса­ том диванчике. У него гнутые ненадежные ножки. В гулкой комнате —