Сибирские огни № 02 - 1970

полузабытой сказки, перед глазами Алек­ сея возникает Кудряшовекий бор: «Высокие зубчатые стены его, казалось, сторожат отлитое из червонного золота заколдован­ ное царство». Но несколькими строками ниже автор возвращаем своего героя, как говорится, с неба на землю. «На реке ста­ ло совсем тихо. Только изредка всплески­ вала вышедшая на жировку рыба. Неудер­ жимо наплывавшая ночь обостряла берего­ вые запахи речной тины, просмоленных баркасов, пеньки». Отнюдь не случайны такие переходы в пейзажах Е. Пермитина от сказочного к обыденному. Писателю таким образом удается избежать вычурности, ложной кра­ сивости, придать новое звучание образам и словам, казалось бы. уже давно за­ штампованным «Сколько времени просидел Алексей с закрытыми глазами —он не мог бы сказать. Но вот, словно из тумана, одна за одной выплыли непоседливые со­ роки и закачались реред ним. Снова Алек­ сей увидел радужно’яркую игру их опе­ рения. Услышал голоса лесных болтуний. Белоногие березы на опушке леса, распус­ тив зеленые косы, зашептались, заискри­ лись под солнцем. Неразлучные спутники их — простенькие, скромные ромашки взгля­ нули на него медово-золотистыми зрачка­ ми. Трава, дымчатая от росы. Свежесть раннего утра». Здесь «босоногие березки» и их «зеле­ ные косы», эти традиционные образы, вос­ принимаются отнюдь не как штампы... Ду­ мается, что и здесь секре- в тех переходах, о которых уже говоритесь ранее. Ведь пейзаж воспринимается нами в целом, хо­ тя он и составлен из множества деталей. Кроме традиционных обоазов, мы видим, что косы «заискрились под солнцем», мы слышим, как березки «зашептались». Все это образы одного плана. Но ведь тут же рядом «простенькие, скромные ромашки», «непоседливые сороки», «лесные болтуньи»— образы уже иного ряда. Такие сочетания красок и гонов дают возможность богаче представить внутрен­ ний мир героев романа и в первую оче­ редь— Алексея Рокотова. Для него отно­ шение человека к природе, к лесным богат­ ствам родины давно уже стало мерилом человеческой ценности. Он далек от тех горюнов-плакальщиков, которые готовы ви­ деть выполнение своего гражданского дол­ га в оплакивании гибели прицодцых бо­ гатств, а «нужно не только негодовать и сожалеть о ее (природы.—Э. Ш.) гибели, но делать все возможное, чтоб сохранить ее, помогать ей». И Алексей делает все, что в его силах. Он становится организа­ тором Союза охотников в своем крае, ре­ дактирует журнал, главная задача кото­ рого состоит в защите природных богатств родины, пишет книгу, которая должна при­ вить людям действенную любовь к приро­ де, становится лесником, идет к людям со страстным словом о лесе. «Поэма о лесах» захватывает богат­ ством историко-мемуарного материала. Чи­ татель найдет здесь предельно лаконичные, но достаточно емкие портретные характе­ ристики многих советских писателей: Вла­ димира Зазубрина, Лидии Сейфуллиной, Валериана Правдухина, Петра Павленко, С. Сергеева-Ценского, И. Бабеля и многих . других. Материал этот преподносится по принципу: «Воспоминания о прошлом дол­ жны высекать огонь, а не пепел». Не слу­ чайно Алексей Рокотов хорошо помнит эти слова Жореса. Надо ли говорить, что страницы эти, щедро насыщенные свежим материалом об известных писателях, буквально проглаты­ ваются читателем. Это и понятно, ибо малозначительные, на первый взгляд, чер­ точки, схваченные в обыденной обстановке, способны порою рассказать о человеке очень многое. Припоминает, скажем, Алек­ сей свой давний разговор с Правдухиным о поэзии, и невольно предстает перед нами образ человека, непримиримого ко всякого рода подделкам «под искусство». Оттого и звали его товарищи «неистовым Вале­ рианом». Было это в момент отдыха на лесной вырубке. «Еще год тому назад шу­ мевшая кронами сосновая роща была пре­ вращена в ряды длинных поленниц... Прав- духин сидел задумавшись, казалось, даже дремал, но вдруг он поднял свою большую лобастую голову и заговорил: «Живой лес — и вот эти поленницы. . Можно вос­ хищаться выходной древесиной! Какое ко­ личество целлюлозы, шпал, крепежного ма­ териала получилось бы из срубленного гек­ тара!.. Но можно восхищаться лесом и без мысли о полезности для наших печей, же­ лезных дорог, шахт... Поэзия подобна лесу. Посредственная —сложена в строфы, как древесина в кубометры. Но она может быть и божественной... которая с детства живет в нас и образует нашу душу...» Немало места в романе занимают рас­ сказы о литературных встречах и спорах, дискуссиях тех лет, размышления о психо­ логии творчества, мастерстве писателя. И все-таки литературные заботы Алексея Рокотова остаются во многом скрытыми от читателя. Порою о них говорится наме­ ками, иногда главное тонет в потоке вто­ ростепенных, хотя и весьма интересных, би­ ографических деталей Алексея Рокотова. То, что лишь едва намечалось в первых двух книгах трилогии — необязательность некоторых деталей, живших в романе без­ относительно к общей идее книги,—теперь заявляет о себе решительнее и воспринима­ ется уже как разностильное¡ь, пренебреже­ ние к жанровой определенности. Если о первых книгах трилогии критика могла сказать, что повествование из мемуарных лирических воспоминаний перерастало в широкое эпическое полотно, то в третьей книге идет как будто обратный процесс. Мемуарная очерковость, принятая в «Поэ­ ме о лесах», вполне приемлема и сама по