Сибирские огни № 02 - 1970

дание картины—описан со знанием дела, с истинной влюбленностью в профессию жи­ вописца. Необычайно «вкусно» поданы и маковое масло в бутыли, и краски, и кисти, и сама атмосфера возбуждения, экзальта­ ции, одержимости, которая охватила «судь­ бой дарованного гостя», рискнувшего напи­ сать портрет женщины, поразившей вообра­ женье Должно совершиться что-то неожи­ данное, чудесное. И первый удар кисти нанесен: тебя я рисовал... Но Мартынов, глубоко познавший пси­ хологию творчества, не мог переступить за­ кономерности творческого процесса, не мог пойти путем описаний и перечислений. «Фо­ тографическое совершенство» возлюбленной сняло бы атмосферу приподнятости, в ко­ торой находится герой, и все стихотворение стало бы пресным, умозрительно-спокойным. Тебя я рисовал. Но вместо тела Изобразил я полнокровный стебель, А вместо плеч нарисовал я листья, Подобные опущенным крылам. Постепенно возникает образ «прекрас­ ного, но пленного растенья, ушедшего кор­ нями в огород», возникает синтетическое полотно, которое в «Подсолнухе» приобре­ тает особую наглядность, выразительность. Синтетическая живопись, наиболее соответ­ ствующая складу и дарованию героя, де­ монстрирует преимущества именно такого обобщенного, сконцентрированного на глаз­ ном виденья мира. Не декларациями, не пространными те­ оретическими статьями, а живописью за­ щищал Мартынов самого себя, защищал новое искусство. Столкновение «судьбой дарованного гостя» с бывшим служителем муз, с обывательской психологией и мо­ ралью—теперь неизбежно. Город истор­ гает героя из своих сырых и туманных недр Чтобы показать, насколько ожесто­ чаются против лирического героя и люди, и вся городская природа, Мартынов при­ бегает к гиперболе: даже вороны—и те в саду «рычали с тополей»/ Таким образом, «Подсолнух» носит не только синтетический, но и гротескный ха­ рактер лишь с тем условием, что это ам­ бивалентный гротеск, г. е. гротеск, который отражает «противоречивую и двуликую пол­ ноту жизнр, включающую в себя отрица­ ние и уничтожение как необходимый мо­ мент, неотделимый от утверждения, рожде­ ния нового и лучшего» (М. Бахтин). Для передачи этой противоречивой и двуликой полноты жизни Мартынов «стыкает» в од­ ной метафоре, в одном образе два отда­ ленных ряда, два несовместимых плана: женщина преображается в растение, рас­ тения, окружающие ее, становятся симво­ лами повседневного уклада жизни этой женщины Надреалистичность «Подсолнуха» заставляет видеть в каждой детали что-то неизмеримо большее, чем сказал автор. Лирическая многозначность стихотворения, сказывается хотя бы в сонме мотыльков,— их не пускает на веранду хозяин, но гость, распахнул им дверь: Те мотыльки толклись и кувыркались. Пыльцу сшибая с крылышек друг другу, И довели б до головокруженья, Когда б я не глядел в твои глаза. (Обычно говорят: взгляд любимой жен­ щины доводит до головокружения,—здесь, наоборот, лирический герой ищет спасения в глазах любимой, а кружащийся сонм мотыльков усиливает сумятицу в его душе) * Несколько раньше герой ожидает «мо­ тыльковой легкости» первого появления хо­ зяйки, но она приходит, и герой убежда­ ется, что это —«теплое здоровое созданье, такой же гость невольный, как и я». Для чего же поэт ввел в стихотворение этот совершенно необычный, странный, гроте­ скный образ женщины-растения? А для то­ го, чтобы раскрыть самую сущность и ли­ рического героя, и героини, и зачахшего в стяжательстве служителя муз. При стол­ кновении изображаемых людей с подобным феноменом искусства мы можем убедиться, как по-разному действуют герои, как по- разному они проявляют себя в данной, не предусмотренной логикой и здравым смы­ слом ситуации. Столкновение произошло, позиции героев прояснились. И все стихо­ творение иа наших глазах обернулось ли­ кующей песней любви, чудесной любви на всю жизнь. Мы захвачены пестрой .неразберихой чувств героя: Я закричал: —Я видел вас когда-то. Хотя я вас и никогда не видел. Но, тем не менье. видел вас сегодня, Хотя сегодня я не видел вас! Мы захвачены возникающим взаимным влечением двух людей, перерастающим в чувство подлинной любви. Мы нетерпеливо ждем развязки, разрешения драмы. И Мар­ тынов динамично, стремительно ведет нас к кульминации стиха. Если антиподом хозяину домовладенья является «судьбой дарованый гость», то антиподом домостроевскому быту городка служит образ рассветной земли. Нарастает новая тема —тема торжества не вещей, а живой природы, не обывательской скуки, подозрительности, неприязни, а добрых че­ ловеческих отношений. Философский вывод «Подсолнуха» заключен не столько в том, что «всезнающая мудрая природа» повсе­ местно ласкова к скитальцам. Этот вывод, этот руссоистский мотив лежит, как гово­ рится, на поверхности Стихотворение за­ канчивается более многозначительно: Подсолнух! Из чужого огорода Вернулся ты в родимые поля!