Сибирские огни № 02 - 1970

рациях, не в свете «юпитеров», а развертьр вается на равнинах и плоскогорьях неведо­ мой нам планеты. Каждое действо осве­ щается то фиолетово-красным солнцем, то зеленой луной, то погружается в вихревые белые сумерки, как погружается в них река Тишина: От полночных, низин до полдневных высот Семь тысяч и восемьсот Километров —и повсюду одна - Глубочайшая Тишина! Река Тишина становится подобной фан­ тастическим марсианским каналам, и по ней,, по этой темной пучине, плывут двое: он и она. Я гребу во тьме. Женщина сидит в корме. Кормовое весло у нее в руках, Но, конечно, че правит — я правлю сам! Позднее Леонид Мартынов как-то напи­ сал: «Мне не дает уснуть ход смутных го­ лосов». Этот хор голосов, звучащий в со­ знании поэта, он пытается закрепить в сло­ ве. сделать слышимым для всех. Он знает, что в людской натуре, как и в толпе, «есть сомнений многоборье», что эти сомненья звучат по-разному и каждому из них надо дать свой обертон. В «Тишине» до нас явст­ венно доносятся голоса благоразумия и одержимости, робости и смелости забвения и беззаветной любви. Личность поэта, та­ ким образом, словно атомное ядро, расщеп­ ляется, и среди многих расщепляющихся единиц выделяются два заряда —положи­ тельный и отрицательный, заряд и антиза­ ряд. Они могут быть персонифицированы местоимениями «ты» и «не ты». «Ты» —это нечто органически присущее тебе; «не ты»— это все, что противопоказано тебе, противо­ положно твоим наклонностям, твоему во- леустремлению. «Ты» и «не ты» —два по­ люса личности, два главных действующих лица психологических этюдов Леонида Мар­ тынова. Главными персонажами они явля­ ются и в «Реке Тишине». Кульминант —высшая точка развития этого напряженного действа заметна в не­ ожиданном, отрезвляющем вопросе: «Но погоди! Что ты скажешь хозяйке?» Погру­ жение в странный, ирреальный мир Тиши­ ны прерывается. Следует ответный вопрос: «Не понимаю, какой хозяйке?» Так может сказать человек, кокшый еще не очнулся от глубокого забытья. Проходит какое-то вре­ мя и ответ находится: * Слушай! Вот мой ответ — Реки Тишины нет. Нарушена тишина. Это твоя вина Но в диалектическом противоречии со сказанным следует концовка стиха. Нет! Это счастье твое. Сам ты нарушил ее, Ту глубочайшую' Тишину, У которой ты был в плену. Счастье кого-то другого, условно обо­ значенного нами как «не ты», здраво оце­ нивающего факты и формы бытия, заклю­ чается в том что для него действительно реки Тишины нет. Его пребывание в плену этих видений было настолько кратким, что это пребывание не стоит принимать в рас­ чет. Но для поэта (или для «ты»), который постоянно грезит въявь, вторжение здраво­ го рассудка —мучительно. Оно вызывает естественное желание вновь испытать смер­ тельно-опасную переправу через реку Тиши­ ну, испытать свое мужество, свою волю к победе. Мартынов-лирик со свойственной ему истовостью ученого-исследователя пошел сложным 'путем изучения «диалектики ду­ ши» человека, путем углубления в те обла­ сти чувства и сознания, которые «запре­ дельны» для традиционных поэтических систем. Но ч в этих запредельных областях он чувствует себя победителем —он не мо­ жет и не хочет смириться с утратой чего-то возвышенного, с превосходством трезвого расчета, здравого ума, ибо, в конце концов, это превосходство мнимое,—оно ведет к добровольному обеднению «не тебя». / Такова «Река Тишина», которую следу­ ет сравнить с другими стихотворениями Мартынова, чтобы художественные приемы, о которых мы говорим, были нагляднее, яснее. Дело в том, что стихи Мартынова тре­ буют активного прочтения, и все-таки, не зная этих приемов, не овладев ими, бегло­ му взгляду они представляются стихотвор­ ными шарадами, ребусами, загадками. Ряд стихотворений в отдельности, в изоляции друг от друга, действительно трудно понять с первого прочтения—их аллегорический язык кажется сумбурным, их «внутренняя тема» —невнятной. Но происходит это по­ тому, что мы идем по поверхности стиха. Мы привычно выискиваем реалии —реаль­ ные «оттиски» реальных предметов. Они есть в поэзии Мартынова —это мелькнув­ шее предместие Волчий Хвост в «Тишине» или лотлинь в «Воздушных фрегатах». Но реалии —не главное, реалии —буйки, да­ леко отстоящие друг от друга, вся глубо­ ководная сеть лирико-философских пере­ живаний поэта до поры скрыта от нас. Ее надо найти, надо поднять. Чтобы наше срав­ нение не показалось надуманным или ус­ ловным, сошлемся на определение искусства в книге С. Финкельстайна: «Искусство,— пишет известный американский литературо­ вед,—это сеть, забрасываемая в море жиз­ ни, и именно реальная жизнь, какой худож­ ник ее видит и понимает, подсказывает ему форму произведения»1. Так и в поэзии Мартынова: «море жиз­ ни» определяет и содержание и форму его стихотворений. Только тогда, когда «сеть» 1 С. Ф и н к е л ь с т а й н . Экзистенциализм и проблема отчуждения в американской литературе. М., «Прогресс», 1967, стр. 175.