Сибирские огни № 02 - 1970
Сандык-Куль палила знойное солнце, Мар тынов. как бы походя, замечает: мелочи я спешил записать в блокнот, а главное за помнил и без записи. В чем заключалось это главное? Год, два. а может быть, три,—вслух размышлял автор,—целинные земли дадут хороший урожай. С этим соглашаются все— и администрация совхоза, и приезжий про фессор сельскохозяйственного института, и скептики-крестьяне. А дальше?.. А даль ше,—теперь уже нельзя не согласиться с Л. Мартыновым,—основной упор дотжен быть сделан на кропотливую работу агро техников, на применение новейших дости жений в методах обработки земли. «Ставка на элементарное плодородие — писал в 1928 году автор сборника «Грубый корм»,- возможна лишь н е с к о л ь к о лет. А затем придется применять культурные методы. Почва' быстро выветривается здесь, в бу ранной и знойной степи». Прожектерство и волюнтаризм, как из вестно, ничего общего не имеют с научным познанием социально-экономических законо мерностей. К сожалению, именно примеры прожектерства и административного руко водства сельским хозяйством вспоминают ся, когда читаешь этот вывод молодого журналиста Леонида Мартынова. Поэту- фантасту, поэту-мыслителю проблема пло дородия казахстанских степей оказалась виднее, чем иным руководящим лицам. Трогательно внимание Мартынова к лю бой перемене в облике степного края. Поч ти с любозью он пишет о мальчишках и де ревенских собаках, которые привыкли к легковым фордикам, к автобусам Авто- промгорга. к грузовикам близлежащих го родков. Новая техника только входила в обиход, только появлялась на пыльных сибирских трактах. Отказывая себе в необ ходимом, мы покупали за границей и эти фордики, и эти трактора «Ойль-Пуль». Но уже выстраивались на иртышских берегах вместо казачьих крепостей и фортов новые линии зернофабрик и элеваторов —этих, по определению Мартынова, крепостей проле тариата. И уже найден был рефрен к книге очерков: «Прошлое поделено, будущее пред решено». Будущее Западной Сибири, буду щее всей страны было предрешено тогда, в канун первых пятилеток, в канун массо вого колхозного движения. Оно было пред решено на строительных площадках, на же лезнодорожных насыпях, в горных штоль нях —там, где среди землекопов, строите лей, рабочих, русских, украинцев, латы шей, немцев, татар, киргизов, казахов ходил с блокнотом корреспондент Мартынов. Журналистская деятельность Леонида Мартынова оказала на его творчество ог ромное влияние. И это не будет преувели чением: к впечатлениям, наблюдениям, раз мышлениям, вынесенным из поездок по Си бири, по сибирским степям и предгориям, он будет возвращаться много раз. Эти впе чатления явятся фундаментом его истори ческих поэм, они будут способствовать фор мированию облика его лирического героя — приезжего, путешественника, землепроход ца. В потертой медвежьей тужурке он прой дет по стихам Мартынова и позовет за со бой других в этот распахнутый до самого Ледовитого океана мир. СИЛА СЛОВЕСНАЯ Ты о такой мечтал словесной силе? Поздней осенью 1929 года на старень ком пароходе, в котором каюты были за- потиены зерном, а поверх хлеба брошены пассажиры, Леонид Мартынов выехал в южные районы Омского округа. Выехал, чтобы в печати отразить ход заготовки грубых кормов, как тогда говорили, или фуража, обыкновенного сена. Впечатления от этой поездки, как часто бывало у Мартынова, оказались богаче, сложнее и обильнее, чем требовалось для газетной корреспонденции. Так возник пу тевой очерк «Грубый корм», давший назва ние книге: автор хотел самим названием подчеркнуть грубую, обнаженную правду жизни. А эта правда состояла в том, что с сенозаготовками дело обстояло плохо. «Бедно и скверно живут киргизы»,—твердо отметил в очерке Мартынов. Советская власть предпринимала первые решительные шаги, чтобы сселить киргизов вместе, обра зовать многолюдные поселки и там вести работу, улучшать быт, насаждать культуру, бороться с пережитками феодализма в сознании кочевых и полукочевых народ ностей. Однако вопрос о слиянии наталкивался на родовую рознь, на предрассудки, о ко торых с хорошим юмором Мартынов заме тил: «Мы не можем. Мы другого колена. У нас прародители разные». Проезжая по осенним, дорогам, наблю дая правы аульчап, видя, сколько труда и упорства придется вложить, чтобы изменить вековые привычки и обычаи жителей аулов, искоренить грязь, убогость, бопезни, автор очерка вновь почувствовал, как тает в нем тот традиционный облик степи, который был — нет, не близок ему.—но который временами захватывал его стихийной кра сотой. ь «Я грезил,— пишет Мартынов,—конным отрядом дезинфекаторов, которые опрыска ют степь карболкой..» Эта неприязнь к слащавой, ложной ро мантике степи, да и не только степи, ши ре —природы, оче.видна во многих очерках «Грубого корма». Дожидаясь паромной переправы, Мар тынов делает примечательное отступление: «Есть в русской природе .усталая неж ность»,—снова вспомнил я. «Есть в осени первоначальной короткая, но дивная пора». «А также —полемично добавляет он,— хлебозаготовки, сенозаготовки, заготовки
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2