Сибирские огни № 02 - 1970

КРИ1И1КЛ Валерий Д Е М Е Н Т Ь Е В Д а р и т е л ь с ч а с т ь я ЛУКОМОРЬЕ Где оно, Лукоморье, твое Лукоморье? — Замечали — по городу ходит прохо­ жий? —таким ' вопросом, скорей — призы­ вом, начинается одно из самых замечатель­ ных стихотворений Леонида Мартынова. И этот возглас заставляет насторожиться, внутренне собраться —здравый смысл под­ сказывает, что прозвучал он неспроста: в обращении поэта —столько властной тре­ бовательности, что мы вынуждены, как бы помимо воли, подчиниться ему. И— не на­ прасно! Речь пойдет действительно о ве- Льах необыкновенных, имеющих приметы и признаки самые обыкновенные, но не­ обыкновенных по своему существу. Начать хотя бы с того, что прохожий — сам поэт. «Это—'я!» — без обиняков представляется он читателям, начинает описание своих мы­ тарств по коммунальным квартирам, где он находил временный приют и ночлег. Его зрительная памятливость —удивительна, манера изложения —живописна, а описа­ ние быта и нравов обитателей квартир окрашено таким неподражаемым юмором, что все вместе обличает в нем человека-не­ дюжинного ума, немалого художественно­ го воображения. Альбомы, которые подкладывает под го­ лову гость, отходя ко сну,—это не просто бархатные, разбухшие от фотографий, фо­ лианты,—это основы семейного счастья. Потертый диван, отданный в распоряжение гостя,—это домашний ковчег, плывущий по морю житейских треволнений. Гость — стеснителен, деликатен, его иро­ ния затаена от других в прищуре ясно­ голубых глаз. Он не хочет обижать зна­ комых, приютивших его. «Успокойтесь, утешьтесь —я скоро уеду!» — повторяет он неоднократно. И это воистину так. Его нездешнее обличье («неуклюжий, но дю­ жий, в тужурке медвежьей»), его провин­ циальная стеснительность, наконец, его пристрастие к игре на, флейте убеждают нас, что в темных лабиринтах коридоров, в чаду общих кухонь ему не выжить. Иные чертоги, иные страны влекут его к себе. ...Высок и чист звук серебряной флейты, Этот звук проникает сквозь стены, дости­ гает слуха каждого: люди, разные люди являются на порог флейтиста. Они возбуж­ дены, выбиты из колеи привычных забот и узкопрофессиональных интересов, которы­ ми, по существу, ограничен их мир. Они честно стремятся понять то, что играет странный гость, внести свое толкование в его искусство, но их попытки не всегда увенчиваются успехом. Учитель-историк пы­ тает приезжего о покорителях Лукоморья, плановик здраво рассуждает о ресурсах Лукоморского края, а хохлатый старец, книжник и начетчик, считает, что Луко­ морье —выдумка, явление устного народно­ го творчества, сиречь фольклора,- Всевозможные слухи, толки, пересуды возникают в этом давным-давно обжитом, заселенном доме, который теперь гудит, как улей: — Лукоморье? — Мукомолье? — Ка­ кое еще Мухоморье? И, наконец, долго­ жданно и весомо: —Погодите — в соседях играют на флейте! Неподражаемо хорош этот старинный, полузабытый в современном обиходе оборот речи: «В с о с е д я х играют на флейте!» Да и сама волшебная флейта в стихах Мартынова —это старинное обозначение поэзии, а отнюдь не только духовой инстру­ мент, входящий в состав симфонических и камерных оркестров. Прародительницей ее была свирель древних греков, ближай­ шим родственником — наш скомороший гудок.