Сибирские огни № 02 - 1970

заканчивают одно из последних стихотво­ рений поэта и подводят черту под всем, что было сделано им, поэтом и воином, за его недолгую, но яркую жизнь. Слова эти, написанные за несколько дней до гибели, были не только пророчески­ ми. Они предельно точно, емко и эмоцио­ нально выразили всю суть прожитой им жиз­ ни и свершенного подвига. Оставаясь луч­ шими стихами поэта, они переросли значе­ ние стихов, как явления чисто литературно­ го, и стали выражением физического и нравственного подвига поколения. Эти сло­ ва были написаны не только Воином., но Поэтом! Г. Суворов начал писать за несколько лет до войны, но сформировался как поэт, накопил определенный нравственный и ли­ тературный опыт во время войны. Можно сказать еще точнее’ он стал поэтом к сорок третьему году. Именно в это время появля­ ется несколько подборок его стихов в «Звез­ де» и «Ленинграде», завязываются и креп­ нут его связи с Н, Тихоновым, А. Сурко­ вым, М. Дудиным, вынашивается план пер­ вой книги. Если сейчас неторопливо перелистать страницы этой книги, вышедшей уже после смерти поэта и получившей название «Сло­ во солдата», а также другие найденные недавно его стихи,— в 1 лаза непременно бросится одна особенность: удивительная цельность мировосприятия поэта, цельность его собственного внутреннего облика, слит­ ность поэтических строк— при всей их ли­ тературной неравноценности и незавершен­ ности —с обликом человека и воина. Мир поэтических красок удивительно точно до­ полняет облик и характер воина, более то­ го — вытекает из него. Общеизвестно выражение: «Вначале бы­ ло слово». При всей его страстной влюблен­ ности в поэзию, в слово (вспомните его признание: «Писать стихи я не бросал ни на минуту. Писал в поезде, отправляющем­ ся на фронт. Писал в госпитале. Писал о бомбежках под ожесточенными бомбежка­ ми. Везде писал. Обо всем писал. И сейчас пишу. Война —это почва, по которой я сей­ час хожу, стихи—это мои вздохи»), Г. Су­ воров все же принадлежал к числу поэтов, исповедующих иную веру: сперва было дело! Непритязательные, казалось бы, строки: «Дорога, дымная дорога — из боя в бой, из боя в бой...» —дороги нам тем, что 9Т0 —Не поэтическая фраза, а точное^ выра­ жение существа жизни поэта на войне, И когда он пишет: И раздался гром.-Над бездной черной Золотые звезды расцгеь ь, И упали крохотные зерна Искрами, и грудь мою сожгли,— мы знаем, что это так ч было —именно его, поэта, грудь «сожгли» огненные «искры» осколков. («Когда осколок вражес­ кой мины вонзился ему в груль, и он сам вырвал его и хлынула горлом кровь, то он стиснул зубы,- чтоб не проронить Стона», писал Н. Тихонов), и мы уже не удивляемся тому, с какой точностью описано это трудно поддающееся описанью мгновение! Таких строк, с документальной точно­ стью и подкупающей поэтической досто­ верностью воспроизводящих суровый быт войны, состояние души воина, его мир раз­ думий и переживаний, в стихах Г. Суво­ рова — не мало. Они появились на свет, как прямое отражение его человеческого бытия. С известной долей допущения можно сказать, что он не писал, а записывал. Именно в этом и признается он сам в од­ ном из лучших стихов: Г.редь этих нив я собирал слова,— То пестр’ые, как вешняя долина, То строгие, как горная вершина. То тихие, как на заре трава... Но еще более важно для нас другое признание, содержащееся в этих стихах: Средь этих нив я со зд а л ж изнь свою . Признание в том, что его, человека и поэта, сформировала война. Г. Суворов был офицером, и высоко це­ нил это звание. По свидетельству ленин­ градского поэта П. Ойфы, в те времена журналиста и однополчанина Г. Суворова, «ему удивительно шла новая, тогда только введенная офицерская форма. Золотые по­ гоны с одним просветом и двумя серебря­ ными звездочками лейтенанта. Он глубоко уважал свое офицерское званце. В его гла­ зах оно требовало от человека самых вы­ соких нравственных качеств. Он сам был именно таким человеком». Не случайно, как никто другой из поэ­ тов его, да и не только его поколения, он постоянно держит в поле поэтического зре­ ния образ офицера, постоянно обращается к этому образу. Многие стихи, утвержда­ ющие высокий моральный облик советского воина, он посвящает своим друзьям-офи- церам. Он задумывает стихи об офицер­ ском мужестве, доблести и чести. И нако­ нец пишет большой цикл (больше сорока стихотворений!) об офицерах дивизии под общим названием «Гвардейская доблесть»^ Каждое из этих стихотворений имеет свой точный адрес, посвящено конкретному ли­ цу. Многие из них как сьихи живы и до сих пор. Стихотворение «Есть в русском офице­ ре обаяние», посвященное полковнику Пу­ тилову, заканчивается словами, которые звучат точно, значительно и сейчас: Он потому нам дорог, что он может. Ведя на смерть, от смерти увести... Не внешний блеск, а высокий нравствен­ ный облик —вот что искал он в офицере, когда писал его портрет. И не случайно в другом стихотворении, посвяшенном офи­ церу А. Четверикову, поэт прямо говорит! Нет! Не побед последних шум. Не богатырскую огромность,— В тебе я славлю трезвый ум И человеческую скромность...