Сибирские огни № 02 - 1970
стиль, который любили в прошлом веке за чистоту и благородство линий. Дом и в самом деле красив —спокойный ряд окон, низкая, глубокая, затянутая чугунной решеткой, подворотня. (В Ленинграде подворотней называют каменный тоннель, прорезающий толщу дома и ведущий во двор). Но сейчас этот самый ампир кажется мне опасным пристанищем ракетчиков. Вот в чердачном окошке мелькнула какая-то тень. Шпион! И музыка, музыка играет! Я же слышу! Скатываюсь с подоконника и опрометью, мимо растерявшейся те ти Юли, кидаюсь в коридор. — Ирка! Ирка! Я видела! Он —там! И патефон! Не успевает тетя Юля опомниться, как мы с Ириной вылетаем на улицу, в несколько прыжков пересекаем Малый и устремляемся вверх по какой-то лестнице. Мелькают ящики с песком, огнетушители, синие ведра, прыскают в стороны испуганные кошки, и наконец —дверь на чердак! Теперь он от нас не уйдет! Дети могут поймать шпиона не ху же взрослых —нам же читали, мы в кино видели! Надо только поднять побольше шума, чтобы все сбежались на помощь. Дверь заперта. За крылся изнутри! Проклятый шпион! Мы барабаним по доскам изо всех сил, отчаянно стучим ногами. Из квартир высыпаются испуганные жиль цы — ребятня, старики. — Он на чердаке, с музыкой! Скорее! ...Самое удивительное, что к этой панике отнеслись серьезно. Приш ла дворничиха, открыла чердак, и целая толпа тщательно обследовала все закоулки, а один паренек даже вылез на крышу и, козырьком приложив ладонь ко лбу, обозрел все пространство вокруг. Но ракетчи ка не нашли. Наверно, он все же успел удрать. Закон Паганини Из-под Нарвы возвращается папа — обросший черной бородой, осу нувшийся и потому кажущийся еще более высоким, чем обычно. Ничего не рассказывает, пьет много чаю и однажды, чуть виновато, просит те тю Юлю: — А что, если сварить немного чечевицы? «Голодный он, что ли?» —думаю я с недоумением. Мне чувство го лода пока еще неведомо,—тетя Юля по утрам продолжает насильно пичкать меня завтраком. Правда, ненавистного кефира уже нет, но поя вились какие-то противные серые лепешки. — Хорошо, что я обойную муку вовремя припасла,—радуется те тя Юля,— Никто не брал, а я взяла. Комнату хотела обоями оклеить. Как в воду глядела... А мамы все нет. Я скучаю по ней. Папа сильно встревожен. Он уже звонил к ней в институт, но толку никакого не добился. Там все на окопах. Придя с работы (папа —чтец, преподаватель художественного слова), он сразу же снимает с полки свою скрипку и начинает без кон ца выводить на ней один и тот же пассаж: — И-и-и-и-ы-ы-ы-ы-у-у-у-у... И-и-и-и-ы-ы-ы-ы-у-у-у-у... Меня берет тоска. — Папа, хватит! Папочка, что-нибудь другое! Но папа —скрипка одно из самых сильных его увлечений,— с не преклонным упрямством продолжает «пиликать». Я понимаю, что музы ка помогает ему не думать о том, что мамы все еще нет дома, и, заткнув
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2