Сибирские огни № 01 - 1970

Микулин: Честь имею... (Поднимаясь) Честь имею, господа судьи, искать вашего вмешательства... Левый столик — и почти левый, почти левый образ суждений Я про­ тестую... Д. Д. Микулин больше, чем многие его коллеги, видел и почитал в прокуроре «голос разгневанной империи» Он сам сочинил и подписал обвинительный акт воз­ несший провокацию на степень человеческой добродетели И, конечно же, не хотел выявлять и разъяснять жизнь, общественную сторону дела. Он служил полиции Ска­ жем точнее — в полиции. Я Л Тейтель в воспоминаниях, вышедших в Париже в 1925 году, заметил, между прочим, что в Самаре Микулина называли кающейся Магдали­ ной, гак как будучи товарищем прокурора, он «энергично участвовал в обысках по политическим делам, а затем каялся»31. Итак, прокурор не выявлял и не разъяснял общественной стороны процесса. Он делал обратное. Для Ульянова же осуждение и казнь полицейского подстрекательства были не только способом защиты, наиболее продуктивным и обязательным, но и возможностью дать открытый бой полицейщине. Жизнь разъяснял адвокат. Чего ж. однако, он ждал от решения, от «богини справедливости», от коронного трио и «делегатов» общества? Понимания* Пошады для мужиков? Пощада была несбыточной Только два результата и могли стать относительно достижимой целью защиты: а) наказание по низшей мере, с нижней полочки санкции; б) отказ суда от общей преамбулы микулинского обвинительного акта, которая отражала и выражала полицейскую идею взвалить на Тишкина и Зорина тяжкий груз всех прошлых случаев угона лошадей в Самаре. Судейские крючки не очень-то благо­ говели перед «святыми» формами процесса, порою тут же, в суде усугубляли и на­ ращивали обвинение, поэтому отвести преамбулу — означало предупредить трагедию. Ульянов добился того и другого: трагедия отступила, наказание для подсудимых судьи взяли с нижней полочки. А провокация? Быть может, председательствующий отозвался на нее сугубо доверительной тай­ ной бумагой, известив департамент полиции либо губернатора о сыске, не вполне при­ емлемом. не вполне согласуемом с требовательной буквой российского права — слова­ ми осторожными и архаичными? Все тома с конфиденциальной перепиской тех лет стоят на своем месте, но осто­ рожной бумаги-меморандума в них не сыскалось. Возможно, благим порывам председательствующего воспрепятствовало лицо, «за­ ведующее» судом — В. И Анненков? Нет Анненков-то как раз и был председательствующим И, следовательно, ничто не мешало ему составить доверительное письмо в высшие сферы Ничто* В сороковых годах нашего века в Лос-Анжелесе его дочь Мария диктовала сте­ нографистке книгу мемуаров «Пусть догорает свеча», на одной из страниц которой за­ печатлен вот этот рассказ о ее пребывании в родовом имении Скачки- «Я любовалась колеблющейся рожью в поле, но никогда не думала о том, что она претворялась в деньги, на которые покупались мои платья и меха. Для меня наша громадная мельница, моловшая зерно, казалась чем-то таким же неотъемлемым, как течение реки, или ветер, колеблющий деревья, которые всегда существовали и всегда будут для меня существовать. Мы объезжали (с отцом — В Ш.) наши многочисленные хутора и я с наслаждением бездельничала, пока отеи и управляющий обходили скотные дворы где содержался племенной скот, импортируемый из Швейцарии и Голланлии »32. Умеренный либерал и демократ, противник крайностей царизма, деятельный