Сибирские огни № 01 - 1970

— Повторение? Решенное дело могло быть повторено? Два дела-близнеца? — И даже больше. На моего отца один сутяга-подрядчик подавал в суд четы­ режды. Было четыре разбора, четыре папки и столько же одинаковых решений. — Странно... Странно вдвойне. В моем деле на отвечающей стороне спора два лица: Брискер, доверитель Владимира Ильича, и Шимкович. Константинов называет их приказчиками. Тогда как в вашем... — Тоже два. Хозяин леса и нехозяин леса. Только убейте— не скажу, как попал в эту кашу нехозяин. — Вы что-нибудь помните о них? — Ах, если бы! Впрочем...— Фаина Филипповна делает протестующий жест, как бы отменяя свое поспешное восклицание.— Не слишком достоверно, точнее, слишком недостоверно, но вот одного из них я, пожалуй, встречала в имении графа Толстого1. Торчащее над шляпой павлинье перо, чучела птиц в ременной сетке — не го лесной кондуктор, не то зауряд-егерь в угодьях графа.. Вы -что это записываете? Смотрите, все это может обернуться чистейшим Жюлем Верном... Суд России и право России Ленин знал с редким совершенством. Жестокий опыт борьбы за рабочее дело, которому он служил, наблюдения, сви­ детельства тогдашней прессы, выступления в суде позволили ему еще в начале нашего века прийти к выводу, который он выразил казнящими словами: бегство «правосудия» Известно, что из Петербурга в Шушенское Ленин был выслан без суда. Четырнадцать месяцев в одиночке дома предварительного заключения, четыре допроса и— уныло далекий путь через Россию с проходным свидетельством петербург­ ского градоначальника. Ни обвинителя, ни судей, ни вердикта обвинения. На месте последнего — справка департамента полиции, помеченная 23 декабря 1896 года: «Ульянов Владимир Ильин, помощник присяжного поверенного, привлечен по делу С.-Петербургского кружка «социал-демократов». Сидит под стражею с 9 де-' кабря 1895 г. Министр юстиции полагает выслать Ульянова в Восточную Сибирь на 3 года. Департамент согласился с этим мнением...»2. На месте судей, как это видно из справки,— два главных лица в официальном насилии. Уже вскоре их вывод становится постановлением особого совещания — тайной коллегии из четырех чиновников,— а затем и «высочайшим повелением едино­ держца российского»: Николай II утверждает решение о высылке Ленина. Вот и весь суд. Тайный, по бумагам, без права обвиняемого видеть своих обвинителей, защи­ щаться. Суд без суда. По возвращении из ссылки Ленин узнает о побоище на Обуховском заводе в Пе­ тербурге. Тогда-то и рождается его казнящая формула: «Правосудие» сбрасывает с себя маску беспристрастия и возвышенности и обра­ щается в бегство, предоставляя поле действия полиции, жандармам и казакам...»3. Это— о преследовании рабочих. И о себе. Одиннадцать его защит по делам о голодных кражах — это повторенный один­ надцать раз успех адвоката, нередко вершина этого успеха: оправдание и свобода. Но это и одиннадцать трагедий. Победы его отводили чрезмерную жестокость, но не от­ меняли, не могли отменить жестокого правила: если ты украл булку хлеба, тебя по­ садят в тюрьму. А вот Константинов. В «Случайных заметках» Ленин писал: «Мелкий вор—-на каторгу, а крупный вор, все эти тузы, министры, директора банков, строители железных дорог, инженеры, подрядчики и пр., хапающие десятки и сотни тысяч казенного имущества, они распла­ чиваются в самом редком и самом худшем случае ссылкой на житье в отдаленные гу­ бернии, где можно жить припеваючи на награбленные деньги (банковые воры в