Сибирские огни № 01 - 1970
Постоянные экскурсы в прошлое, щед рое использование в романе народных пре даний, поэтических мотивов, обилие лири ческих отступлений и страстных публици стических раздумий о самых жгучих про блемах современности позволяют опреде лить жанр произведения Н. Шундика как «широкое народно-поэтическое, лирико-пуб лицистическое повествование» («Правда», 1969, 17 апреля, № 107). Важным идейно-художественным цент ром книги оказывается писатель Браташ — своеобразный лирический герой произведе ния. Этот образ человека с высоко разви тым чувством ответственности, строго ана литически и взволнованно воспринимающе го события, помогает нам не только яснее осознать сложный замысел произведения Н. Шундика, но и остро ощутить биение пульса современности. Интересно, что в эпическом произведе нии' с сознательно выраженной автором аналитической задачей столь большое ме сто занимает лирическое начало. В лирико романтическом плане раскрывается образ Надюхи Калинкиной, писателя Браташа. А сколько лиризма заключают в себе раз думья об Есенине, о его творчестве! В некоторых лирических отступлениях сплетаются будто воедино родственные лирико-романтические мотивы, и тогда они приобретают необычайную емкость, утверж дая и аргументируя важнейшие мысли автора о неразрывности времен, необходи мости оживлять свое творчество дыханием самбй России, добиваться правдивого и точного раскрытия русского национального характера. Однако обратимся к одному из таких лирических отступлений. Над Брага- шем властвует Сергей Есенин, слышатся его стихи, обращенные к матери: Так забудь жр . про свою тревогу. Не грусти так шибко обо мне. Не ходи так часто на дорогу В старомодном ветхом шушуне. Ответный голос матери поэта «звучит в ушах Браташа, уплывая в ночной тишине далеко-далеко, через всю Россию: «Буду ждать, жда-а-ать, жда-а-ать». И встает в памяти Браташа лицо Надюхи Калининки- ной, много лет уже ждет она своего Ми хаила с войны и тоже шепчет: «До оконча ния дней моих буду ждать...» «Слушай, слушай, Браташ, голос Татья ны Федоровны, слушай голос Надежды Ивановны, голос российских матерей и жен. Слушай, как слушают не песню, нет, не музыку, а как дыхание самой России. Как выразить его, донести в будущих строках за письменным столом? Уж очень чистые, не холодные краски надо иметь, что бы поверили в твою художническую безу пречность в чем-то таком, что требует тон чайшего такта. Нет ничего оскорбительней для истинно русского духа, когда пытают ся выразить его утробною, горластой силой квасного патриотизма. И в то же время бесконечно тяжко художнику, когда его обвиняют в русопятгтве иные люди, лишен ные не только такта, едва почувствуют в нем желание запеть песню именно по-рус ски, Разве не обвиняли в этом даже такого' художника, как Есенин?». .Сочетание лирико-романтических моти вов с тщательным исследованием процессов современного общественного бытия способ ствует тому, чго автор достигает органи ческого единства аналитического и лири ческого начал в романе. В лучших образ цах советской исторической прозы мы об наруживаем то же сочетание лирики и истории, лирического волнения и истори ческого повествования. «Кюхля»,— отмечал в свое время один из исследователей исто рического романа Ю. Тынянова,—• произве дение единого, глубокого дыхания.. Здесь нет деления на главы «исторические», «сю жетные», «психологические». Не случайно поэтому самая «историческая» глава кни ги — «Петровская площадь» — является вместе с тем самой волнующей и потряса ющей в «человеческом» плане, самой дра матической ее главой»1. Странно как-то после всего этого встре чать в современной критической статье мысли, граничащие по своей алогичности с досадными оговорками: «Лирическое по вествование в книгах, имеющих серьезные эстетические и этические достоинства, не редко вступает в серьезный конфликт с насущной задачей исследовать и обобщить социально-экономические процессы, проис ходящие в советской деревне нашего вре мени». Далее, упоминая известные произ ведения П. Проскурина, С. Крутилина, В. Фоменко, В. Тендрякова, Е. Мальцева* критик Г. Бровман пщщолжает: «Их рома ны и повести можно отнести к аналити ческой прозе, хотя и истинного лиризма здесь не меньше, чем в вещах, слывущих «специально» лирическими...» («Москва», 1968, № 11, стр. 198). Но ведь совершенно очевидно, когда речь идет о месте лирического или эпиче ского начал в том или ином произведении, имеется в виду «истинный лиризм», «истин ная эпичность», а не «издержки производ ства». Объективность и точность теорети ческих выводов может обеспечить лишь, та кой подход к литературному процессу, который учитывает прежде всего вершин ные достижения литературы. Преимущест венная же ориентация на произведения, лишь «слывущие» художественными, может привести к парадоксальным и упрощенче ским выводам. Следует отметить, что в критике послед него времени высказывается немало и бо лее обоснованных скептических замечаний в адрес так называемой лирической прозы Утверждают, например, что она полностью исчерпала себя, «выдохлась», ограничивает свои задачи поэтизацией «босоногого детст ва» и т. д. и т. п. Упреки эти действитель но не лишены основания, но аргументи- 'Б . К о с т е л я н е ц . Творческая индивиду альность писателя. Л., 1960, стр. 238—239. 17ч
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2