Сибирские огни № 01 - 1970

шемило. Подъехать было хотела, да совестно что-то стало. Старуха, мол, а туда же, к молодым... — Подъехала бы, чо ж,— бросает Минька с ухмылкой. — Подъехала, подъехала,— передразнивает тетя Оля.— И чо вы, Минька, за парни с Колькой! — вдруг напускается она.— Сидите, как сурки, ни танцы вам, ни девки ни к чему. Так ведь и состаритесь, по­ ловины жизни не изведав. — Успеется,— говорю я. — Еще бы не успелось,— подтверждает Мишанка. — И-и-хх, господи! — в глазах у теги Оли снова вспыхивают острые искорки.— Мне бы ваши годы! И-ихх, закружилас бы, закачалас бы, растопилас бы... А чо? — вдруг сразу как-то охолонув, уже спокойно, с грустинкой говорит она.— А чо, Минька, ведь взаправду половина жиз­ ни может мимо пройти так-то. Вот досидишьса ты на стайке своей, вся ровня твоя, все девки взамуж повыходют. Схватишьса, да поздно. И при- детса брать каку-нибудь тетерю с чужим выводком. — Ну да, разбежался,— ухмыляется Мишанка.— Я уж если брать, то возьму такую... Никем никогда не троганную. Тетя Оля сразу меняется с лица. — Дурак,— отрубает она.— Рази в этом суть... Она хочет добавить что-то еще, покрепче, но в это время с левой стороны улицы, возле самой высокой и объемистой стайки вдруг слы­ шится истошный бабий крик, визг, ругань. А через малое время на се­ редину двора с пустым ведром выбегает бабка Шутегова и мчится, раз­ дувая, как корабельный парус, юбку, к своему подъезду. — Федот! — всхлипывая, -голосит она на весь поселок.— Федот, змей сонливый! Оглох ли чо ли, тварь старая! Опеть ведь все огурешные грядки обчистили. Начисто обчистили, цыганята проклятые! Вот пара­ зиты навязались на нашу голову, чтоб им рога на лбу повырастали, чтоб им пупы повыворачивало, чтоб все их потомки до девятого колена по­ носом изошли... — Да, может, это и не цыганята вовсе, Семеновна,— тут же всту­ пается тетя Оля.— Может, другой кто. Зачем же, не узнавши, такое на людей валить. Справедливости ради надо сказать, что огуречные грядки у бабки Шутеговой обчищали и до приезда цыган. Летом вся молодежь у нас, начиная с пятилетнего возраста, спит на стайках и сеновалах, и ночные налеты на огороды у нее что-то наподобие обязательного моциона перед сном у пенсионеров. Но взбешенную бабку Шутегову теперь ничем йель- зя охолонуть. — А-а-а! — перебрасывает она весь свой жгучий гнев на тетю Олю.— И ты туда же! И ты с ними заодно! С чернозадыми! Подкармли­ ваешь их, привечаешь. Может, и на грядки вместе лазишь, ре»ная тварь. Ну подождите, я вас всех к порядку приведу... Она скрывается в подъезде, и еще долго оттуда слышатся ее брань и проклятия. Тете Оле бы разозлиться, сцепиться с ней, но нет, нвдего, сидит. — От беспутная баба,— негромко говорит она и плюется. Что беспутная, то беспутная, это уж точно. Никто в нашем доме ее не любит. Вечно всех костерит на чем свет стоит. И чаще ни за что ни про что. То ей места под грядки мало, то другие дров, больше ее Фе­ дота заготовили. Федота этого так довела чуть не до инфаркта, еле ноги передвигает... Дочка у нее была. Год назад родила без мужа. Нагуляла, Так Шутежиха с первого дня выгнала ее с грудным ребенком. «К,ак на­ жила, так и корми, я не государство, у меня запасов нету»...