Сибирские огни № 01 - 1970

Может быть, я тогда и начал служить у Хемингуэя. А может, тогда, когда я и мой друг Фико каждый день после полудня водили на прогулки охотничьих собак Папы. Так или иначе усадьба Хемингуэя стала моим вторым домом. А после окончания школы я уже и навсегда связал свою судь­ бу с Папой, с его домом... Лицо Рене при этом стало грустным, он задумчиво помолчал, а потом продолжал: — Когда Папы не стало, я начал по­ дыскивать себе другое место. Но, как види­ те, вернулся сюда. Произошло это так. В шестьдесят третьем, на рождество, мне позвонил Фидель Кастро и попросил, чтобы я пришел на виллу Хемингуэя Фидель сю­ да привел американцев с судна «Арика пол». Я показал им здание, сад, башню, много рассказывал о Папе. И когда Фидель увидел, что я хорошо все знаю, он пред­ ложил мне стать управляющим домом-му­ зеем Я очень обрадовался этому. Папа меня любил, как своего сына. Работая здесь, я хоть как-то могу отплатить за его доброту ко мне. Моя святая обязанность — сохранить в доме все в таком виде, как было при нем... Мы осматриваем дом Окна — во всю стену. Посмотришь в них, и видна бескрай­ няя долина. Зеленеют остатки лесных мас­ сивов, плантации тростника, фруктовые са­ ды. На вспаханных полях —лоскутки крас­ нозема. Где-то далеко, в голубой дымке, можно различить пригороды Гаваны. — По натуре Папа был бродяга, а не комнатный человек, но его всегда тянуло в этот дом Финка-Виджия была его домом больше любого другого Как видите, в нем все так хорошо приспособлено для рабо­ ты,— рассказывал Рене Вилья Реаль. После смерти Эрнеста Хемингуэя, по его завещанию, дом и все собранное здесь бы­ ли переданы в дар кубинскому народу. Следуя указаниям Фиделя Кастро, который всегда высоко ценил Хемингуэя—человека и писателя.—Национальный совет по куль­ туре превратил этот дом в «Музей Хемин­ гуэя» — Все в доме сохраняется в том самом виде, в каком его оставил Папа Все так и было у нас... Кажется, будто Папа Хемин­ гуэй только что вышел, совсем ненадолго, вот-вот вернется.. Обычно знакомство с домом начинают с гостиной. Сегодня же Рене почему-то от­ ступил от своего правила и вначале пока­ зал нам рабочую комнату писателя, В ней стоит большой письменный стол Но, как за­ метил Рене, Хемингуэй почти никогда за ним не работал, иногда лишь читал, а ча­ ще всего стол служил складом для всякой мелочи: ружейных гильз рыболовных при­ надлежностей. ножей, монет и разных суве­ ниров Среди всего этого фотография, на которой писатель снят молодым, несколько старинных очков в стальной оправе и листы бумаги испещренные знаками Рабочим местом Хемингуэю служила прикрепленная высоко к стене, недалеко от кровати, небольшая деревянная полочка. На ней — листы чистой бумаги и много остро отточенных карандашей. На полу —■ шкура какого-то зверя. После авиационной катастрофы, когда Хемингуэй повредил себе позвоночник, он всегда писал стоя: так, говорил он, легче думается, дышится свободно, мысли текут быстрее. Писатель никогда не работал ночью, утро, утверждал он,— лучшее время для выражения правды. Никогда он не писал и после обеда. А начинал в пять утра. Босой или в стоптанных шлепанцах вставал у конторки, и уходил в себя, накрепко впрягал ум и та­ лант в работу. Писал он от руки, чаще все­ го простым карандашом. По многу раз пе­ ределывал, переписывал каждую фразу, вновь и вновь возвращался к написанному. Никогда не рвал написанное, не выбрасы­ вал; то, что считал более или менее закон­ ченным, складывал справа от себя, осталь­ ное по левую руку. И всегда вел счет на­ писанному за день. В среднем — семьсот- восемьсот слов. Эту жесткую дисциплину труда, выработанную с годами, он очень редко нарушал. Так работал каждый день, за исключением воскресенья. Иногда пытал­ ся писать и в воскресенье, но, видимо, из этого ничего хорошего не получалось и он бросал работу. — Когда Папа писал, никто не мог вой­ ти в его комнату, даже миссис Мэри. Мне разрешалось входить по своим делам, но так, что Папа не слышал моих шагов,— рассказывал Рене. На покрытой чистыми простынями кро­ вати валяется козырек, защищающий гла­ за от резкого света, такой, какой носят спортсмены и болельщики на стадионах. Кажется, что Хемингу*эй только что бросил его, вернувшись из какой-нибудь поездки или прогулки. Много книг, журналов возле и на кровати. Иногда он так и ложился на нее, не трогая их с места. Мэри удивля­ лась: «Каким только чудом огромный муж­ чина умещается на краю кровати, завален­ ной книгами...» Рядом с кроватью, в корзинке,— нерас­ печатанные письма, в ней он держал несроч­ ную корреспонденцию. И опять — газеты, журналы. Сверху стопы — журнал «Моск­ ва». На полу — несколько пар ботинок, ог-- ромных и прочных. По ним можно пред­ ставить атлетическую наружность Хемин­ гуэя Такой я видел рабочую комнату, когда был в Финка-Виджия первый раз. Ничего нового не заметил я в ней и сейчас, хотя Рене, в виде особого исключения, разрешил нам переступить порог Гостеприимный этот жест Рене, вероятно, объяснялся тем, что мы были в неурочное время и нас было все­ го трое, причем один из нас пришел сюда в третий раз, что Рене с удовольствием не мог не заметить Мы вошли в гостиную. Она показалась мне просторнее, наряднее, чем прежде.