Сибирские огни № 01 - 1970
Изюм!! Солнышно, как шелк. А Ке-е-ть.;. Язви вас, и все-то вы про спали, засони окаянные! Вылазь давай из конуры, пошли на волю... Тетя Оля легко встает с- нар, направляется к дверце, молча спус кается по лесенке в густую картофельную ботву. Мишанка следует за ней. Я, на лету одеваясь, замыкаю. Сидим на бревнышках возле прясла, потрошим рыбу. Рыбы этой — два березовых кузова, ведра по три каждый.' Обычный тети-Олин улов. В будни она управляется с ним одна и довольно быстро, но сегодня воскресенье, у Мишанки выходной, Я'— в отпуску, поэтому орудуем втроем. Работается в охотку. Рыба — в основном елец и чебак — жирная, крупная, как на подбор, и потрошить ее легко. Берешь за головку, кла дешь на доску, чик! — готово. Чик! — готово. Распоротую рыбу — в боч ку с рассолом, кишки — в прокопченный ведерный чугун. Через два дня бочка поедет на тележке в сельповский заготпункт, а чугун те тя Оля поставит на огонь и будет топить рыбий жир: «только дураки выбрасывают потроха, ¡в них-то и самая польза». Время уже не раннее, по-летнему прыткое солнышко забралось по выше тополей, и на нашей улице— оживление. Бренчат ведра, тюкают топоры, то из одного конца, то из другого летит озабоченный утренний говорок... Хотя «на улице» не совсем правильно, потому что дом наш — длинный, двенадцатиквартирный полубарак довоенного образца — с од ной Стороны подпирает высоченный дощатый лесозаводской заплот с колючей проволокой поверху, а с другой стороны... С другой стороны его полукольцом опоясывают двухэтажные стайки, поленницы дров, зароды прошлогоднего сена, собачьи конуры, гаражики для мотоциклоз, амбарчики для лодочных моторов, крохотные, чуть не в ладонь, но ого роженные частоколом грядки под мелочь, и прочее и прочее, плотно и беспланово налепленное одно на другое нашими хозяйственными жиль цами. И лишь посредине этого светонепроницаемого горбыльного полу кольца— так называемая улица, а точнее, довольно широкая и простор ная, засыпанная от грязи толстым слоем опилок, площадка, по краям которой два узеньких, стиснутых строениями, прохода в мир, то есть, в поселок, один — в сторону поссовета, другой— в сторону амбулато рии и сельповского киоска. И вот во всех уголках этой нашей необычной улицы сейчас утрен нее оживление, стукоток, звяканье, голоса, но мы пока ни на что, кроме рыбы, не обращаем внимания. Сидим, склонив головы над дощечками, молча и сосредоточенно орудуем ножами. Однако из кузовов в бочку и чугун переброшено уже больше двух третей содержимого, неписанная норма на первый присест, и наконец, после нескольких неопределенных вздохов, тетя Оля откладывает свой нож и тянется к ведру с водой, нараспев объявляя: — Переды-ы-ы-х... Мы с Мишанкой распрямляемся. А тетя Оля, сполоснув и обтерев руки, достает из-под фартука, от куда-то из потайного кармана длиннющую самодельную трубку, не спешно набивает ее крупчатой махоркой из жестяной банки, раскуривает и, зажав трубку в зубах и попыхивая ею, как дымокуром, поднимает на нас взгляд, улыбчивый и веселый. — Ну? — произносит она. — Чо — ну? — хмыкает Мишанка. — Ничо,— коротко вздыхает íeтя Оля.— Вчера мимо Кедрового об рыва проезжала — веселье-е-е. Гармошка играт, пляс... Аж сердце за-
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2