Сибирские огни № 12 - 1969
слабое Место в знаниях, и ну акцентировать на нем внимание. А сле довало бы проверить другой материал, иногда аналогичный. Бывает, что после ряда успешных ответов студент и все вспомнит. И вообще, подоз рение в безнадежности должно превратиться в уверенность, а не остать ся только подозрением. Или Яруткин: прежде чем дать- возможность вытянуть билет, предлагал задачу (простенькую) и закатывал «неуд», коли студент, ошарашенный, не мог решить с ходу. («Нечего на вас вре мя тратить»). Все фокусы, оригинальничанье, глаголевская школа. Это вместо того-то, чтобы снизить нервный накал! Не понимают, что теряют свой же авторитет. Отчего же не говорить о такте в открытую?.. Под горного почему-то взбесила статья в институтской газете. Кольнула мысль о Сухаревой — и ушла. Эта-то сама виновата!., А вот строгость и резкость — разные вещи. Вон и Сажин толкует о не дисциплинированности преподавателей: в первый день семестра сорвано двенадцать занятий!.. Неважно, по чьей неосмотрительности. Это ли уважительное отношение к студенту? Что за человек Сажин! Все соберет, ничего не забудет, подержит в ладошке и сунет тебе в нос. Когда по второму вопросу докладывал задира Орлов, заведующий кафедрой начертательной геометрии, и настырно-подробно излагал взгляд комиссии на облагороженный торф и возможности Павла Ели заровича в нем, Акатнов почувствовал, как спадает в нем напряжение. Все же Орлов заведовал общей кафедрой и к его заключению могли отнестись недоверчиво, кроме того, известная запальчивость и прямоли нейность тоже не вызывала у многих расположения. Но он говорил кратко (успев все-таки обозвать работу Мигаля псевдонаучной), и Акатнов ждал, когда будут выпущены на сцену те молодые и неприми римые, которые заварили кашу и так легко смогли убедить Подгорного. Вышел Олег Матвеев, и Сергей Николаевич подумал, что это не плохо: ту зеленую молодежь мало знают институтские зубры. Когда Олег Матвеев перевелся с кафедры автоматики в проблем ную лабораторию, Мигаль отодвинул в сторону ассистента Рудика, и все эксперименты вверил догадливости и выносливости Олега. Глядя на развернутые его плечи, на опущенный упрямый лоб под поредевшими кудрями, на могучие руки, которые он держал перед собой, переплетя пальцы и помогая ими своей речи, Сергей Николаевич вспомнил мига- левское определение: «битюжонок». Рудик иногда забегал к Акатнову и, застенчиво улыбаясь, расска зывал, что в лаборатории перекочевал теперь с своими чертежами и стаканчиками на подоконник и, право же, не чувствовал от того себя хуже. Больнее то, что в Москву Мигаль взял с собой Олега, хотя доклад для госкомитета готовил Рудик. Сейчас он тоже сидел здесь за узкой спиной Истомина и, облокотись на сгол, слегка потирал переносицу, прикрывал длинный тонкий нос. Из-за руки смущенно взглядывали на оратора длинные, темные глаза. — Госкомитет по топливной промышленности просил нас прислать научные результаты. А мазут все пенился. Научных экспериментов, по- настоящему научных, теоретических, в лаборатории почти не произво дилось. Но доклад, представленный госкомитету, мог сойти за что-то подходящее — меня даже разбирало любопытство. На доклад съехались представители семнадцати институтов. Когда начались прения, Олегу хотелось провалиться: Павла Елизаровича вы смеяли. Были сказаны все грубые слова, которые есть в лексионе разъ яренных, скептических ученых. Павел Елизарович («— Извините, Па вел Елизарович!» — Олег впервые посмотрел на патрона и как бы па-
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2