Сибирские огни № 12 - 1969
Сидите, Катенька, и ни о чем не думайте, он заснет, Маришка заснет — и он заснет»...) И Катенька сидела, по-простецки поджав ноги — туфли валялись на полу. Увидав Липу, она •заворочалась, будто устраиваясь удобнее, и покраснела Ты знаешь, Липочка,— сказала Анна Юрьевна светским развле кательным голосом,— Екатерина Агабековна рассказывала сейчас, как встретилась в обкоме с Александром Андреевичем,—ее попросили участвовать в обсуждении институтских многотиражек. Ах, это все неинтересно,— возразили сердито с дивана. «Да, Агабековна! Но отчего же .Агабековна?» —деревянно улы баясь, Липа, сидя в кресле, безотрывно разглядывала женщину. Та за ворочалась сильнее, спустила на пол большие длинные ноги, нашарила ими туфли. «Чудачка. А мне-то что? Делайте, что хотите»,—Липа чув ствовала, что смотреть дольше неприлично, и все же смотрела. Чем-то далеким и диким повеяло на нее от той сцены на лестнице, когда уви дала бегущего с этой женщиной Сашу, а главное — его лицо шальное мальчишеское... — Ну, ну, продолжайте,— опять подтолкнула Анна Юрьевна.— Ли почка — ничего, потерпит. Так вот, а мне важно, улыбнется ли он встречному ребенку, пойдет ли за кого-то просить, вступится ли за правое, не струсит ли и захочет ли — мне очень важен человек в нем. («Уж не про Сашу ли?» — подумалось Липочке, но слишком напряженно слушала Анна Юрьев на). Мастер и человек неразрывны, и никакие его заслуги для меня ничто, если он не берет на себя этого бремени: человечности. Что труд нее всего людям? ЛСить под флагом требований к себе, не соглашаться на малое, не подмигивать своей совести, не загораживать достойными делами некрасивые. И литерагура предъявляет к человеку высший счет. Прежде всего: что за человек? А Сатаров ваш спрашивает с себя? Не только по мастерству. Или нет? Он, может быть, почил на лаврах и доволен?.. — Я как раз думаю об этом! — воскликнула Анна Юрьевна.— Че го он бежит? .И что он должен взвалить на свои плечи? — Ну вот, конечно! Пускай его правда есть извлечение из огром ного опыта, итог нечеловеческой работы над словом, но разве он толь ко в этом? Понимаете, главное ведь — не то, каким тебя принимают, какой ты уже есть, а то, что ищут в тебе, то есть...— взаимное общение. Ведь это важнее всего, верно? А уж тут литература — поводырь, и если она перестанет открывать в человеке то, что он в себе не видит, то есть перестанет предъявлять счет человеку, она умрет. Человеку нужна ли тература для того, чтобы открывать, раскапывать себя! Переделывать,— Лицо Кати, оживленное, одухотворенное мыслью, так изменилось, что Липа опять не могла оторваться от него. Но тихонько вошла Лада. — Ну, что там? — тотчас спросила Катя. — Спят. Алешка ваш — прелесть. Подложил вот так обе ладошки под щеку, подите, посмотрите. — Да ну его, я каждый день вижу,—засмеялась Катя. — А я посмотрю, можно? — поднялась Липа. Она вошла за Ладой в теплую темноту детской и тотчас отыскала глазами на большой Ладиной постели спящего мальчика. Обыкновен ный курчавый русый мальчик лет восьми, с ярким, точно врезанным ру мянцем на беленьком личике, совсем не похожий на Екатерину Агабе- ковну. Столько безмятежности и доверчивости было в его вскинутом
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2