Сибирские огни № 12 - 1969

на рядом. И была готова расплакаться от неясной вины своей перед нею — вины не было, но было так, словно существовала. Анна до отчая­ ния чувствовала, что не сделала чего-то для матери, что следовало сде­ лать, не восполнила чего-то, что следовало восполнить. А лицо у нее так сияло, что Ираиде Васильевне и в голову не при­ шло испугаться, спросить, не случилось ли чего? Потом Анна смотрела репетицию — актеры впервые вышли на сцену после работы за столом, и Ираида Васильевна часто прерывала их, раздражалась, нервничала, Анна же думала, как мать могла раздра­ жаться и нервничать по какому-то стороннему поводу, когда приеха­ ла он а . Только когда заметила у бокового входа высокую плотную фигуру, сообразила, чью пьесу репетировали. И по застучавшему сердцу, по холодной, счастливой пустоте, захватившей грудь, поняла, как ждала этой встречи. В перерыве он подошел сам. Улыбаясь глазами, Салахов гудел про что-то, не выпуская ее руки, а она сидела нога на ногу и сме­ ялась. Только что пережитое волнение от встречи с матерью придало неожиданную уверенность перед ним, даже несколько залихватскую уве­ ренность, словно давалось право воспользоваться ею как можно скорей и полнее, ввиду ее кратковременности. С потрясающей независимостью посмеялась, что ничего «высокоху­ дожественного» не создала, а повесть ее смущае? издательство. — Ничего, рукопись, даже хорошую, мудро подержать в столе,— он сказал это запросто, будто речь шла о лишней паре белья или буд­ то Анна десятками выдавала на гора эти рукописи. И не Давая ей осмыслить, что же означали слова «даже хорошую» (ее повесть они не включают, что ли?), — велел приехать вечером. Она уловила именно повелительный оттенок приглашения. И снова сидела в его кабинете, утонув в кожаном, мягко и широко простеганном, далека не современном кресле под архисовремен-ным со­ оружением из пластика и никелированных труб — по яркому, уютному свету, вспыхнувшему низко над головой, Анна догадалась, что это всего- навсего торшер. Георгий Алексеевич сообщил не без гордости, что сам сработал сие великолепие, и она почувствовала странную ревность ни к кому, просто к увлечению, далекому от их общего дела, или скорей через него ко всей его жизни, не связанной с творчеством, а потому не­ доступной ей. Он стоял, опершись на низкие секционные книжные полки и читал. Читал главу из нового романа. Читал ей... И она узнавала людей, го­ воривших, думавших, двигавшихся в романе — казалось, уже встреча­ лась с ними. Мысль ее поспевала за ними, поражалась их живости, пре­ дугадывала их связи, и еще следила за подвижным лицом Георгия Алексеевича, преображенным внутренним виденьем — он словно ходил за теми людьми, иронизировал, передавал интонации, удивлялся их смелости, остроумию, неожиданным штучкам. Анна все глубже погру­ жалась в кресло, а рокочущий голос отдалялся. Она попробовала вы­ браться из того, что слушала, и вдруг облегченно вздохнула, едва не засмеявшись: да ведь это Сатаров! Ее дорогой Сатаров, которого нико­ му не отдаст — кощунство похоронить, не пустить его на волю! — Почему я читаю вам? — остановился Георгий Алексеевич. Это прозвучало — как: «Почему я подчиняюсь вам?» Он прошелся по ком­ нате, не глядя на нее.— Знаете, я никогда даже Зое Максимовне не читаю своих вещей. — До чего хорошо,— вздохнула Анна и испугалась: уж не отнес ли он это к последним словам. И потому, может, поспешно сказала: —