Сибирские огни № 12 - 1969

Он стоял у стола с Рыбаком. Ростислав Калашников, спиной к не­ му, говорил что-то Искре. Та растягивала красиво рот, улыбалась, гля­ дя ему в глаза. Показалось, сказала: «Да-а?» —: Искра Анатольевна! — окликнул Сергей Николаевич неожи­ данно для себя. Все еще улыбаясь той улыбкой, она подошла. — Вам орден за то, что уговорили Рыбака выступить.— Он гово­ рил серьезно, а глаза смеялись.— Давно не были у нас. — Хорошо, я приду,— и в обыкновенном ответе прозвучало что-то очень послушное, отчего он сразу насторожился, даже рассердился на себя. Она двинулась, за ней устремился Калашников. —- Ростислав! — все с той же подводящей неожиданностью позвал Акатнов.— Вы нужны мне. Не мешкая, Калашников вернулся и с такой готовностью стал слу­ шать Сергея Николаевича, что ему стало неловко. — Что у нас в НСО? — задал Акатнов первый подвернувшийся вопрос. Но он волновал и Калашникова. С очень естественным увлечением Ростислав стал возмущаться, что НСО не работает или работает из рук вон плохо. Необходимо немедленно созвать пленум комсомола по НСО — он уже говорил Глаголеву. —• Давай, назначай день и собирай,— сказал Акатнов.— Поговори с Подгорным. Производственников пригласи побольше —пожалуй, единственное, что им подойдет. 39 Шел десятый час, а площадь Свердлова — всю жизнь для Анны Театральная — необычно тиха. Падал редкий, не мешающий смотреть снег и таял на лиловых мостовых, где четко крестились белые линии пешеходных дорожек. Анне, запахнувшейся в шубу, тепло на широко откинутой скамье,— в Москве многие пока не вылезали из демисезонов. Шум пришпоренных автобусов бул главным звуком на площади. Еще хлопали крыльями голуби, срывавшиеся с земли. В сквере, таком заманчиво красном летом, лежал черный снег по краям пожухлых бурых газонов. Выстилавший сквер красный битый кирпич, едва припорошенный, тоже бур и грязен. Холодно поблескивал мрамор, грустно чернел мокрый фонтан, облепленный подозрительно оптимистичными амурами. Что-то дрожало в Анне от тревоги и радости. Хотя всю жизнь про­ жила в Москве, но темневшую врубелевскую мозаику над Метрополем увидела в первый год войны, когда враг обложил город,— в те два са- 'мых страшных месяца она многое увидела, словно прозрев: сквозь се­ рое пепловое покрывало неизъяснимой болью проступали прекрасные и гордые черты столицы. Именно в те дни Анна поняла, что пуповиной связана с нею — опустевшей, настороженной, обескровленной. В те дни оформлялось и созревало это чувство, неосознанно жившее в ней в дет­ стве. А последние десять лет Анна приезжала на свиданье к Москве, не минуя ни тоски, заставлявшей прерывать сибирскую жизнь на лю­ бой календарной цифре, ни волнения взахлест при виде тесного, ман­ сардно-заборного Подмосковья, ни предельного нетерпенья до колотья в груди, ни блаженной успокоенности. И то, что с утра сидела тут, вдыхая холодный, сыроватый воздух,