Сибирские огни № 12 - 1969
сти, что ли? Она старше своего возраста по ее суждениям, никак не вытекающим из жизненного опыта. Какая-то ирония сквозит в ряде мест. Какой средой, какими обстоятельствами она вызвана? И нуж на ли? Ирония? Анна не думала об этом. Почему ирония? Может быть, эта холодность и поеживание у всех, кто читал рукопись, и вызваны ею? — Господи, как я рада, что вы приехали... Все понемногу вставало на места. Но странное дело: вполне логи ческие вещи рождали куда какие нелогичные! Ночью, перебирая весь разговор с Хандогиным, Анна решила съездить в Москву, встряхнуть ся, переменить обстановку, поговорить с Салаховым. 38 Он мог негодовать сколько угодно. Подметные письма все-таки имели, видно, ценность: не получи Кудашов такого письмишка о пред стоящем веселии в стенах общежития по поводу окончания практики IV курса, веселии традиционном и обязательном, ни Кудашов, ни он, Акатнов, не знали бы, во что может вылиться иная традиционность. Кудашов.благодарно, хотя и с брезгливостью, отозвался в адрес автора письма и посоветовал Сергею Николаевичу присмотреться к кадрам, поискать, кто же так радеет за моральные качества студентов, и, возможно, призвать того на самую непосредственную борьбу. Кстати, Сергей Николаевич должен приготовиться к докладу на идеологической комиссии обкома о воспитательной работе. В тот вечер Валентин Саввич в кабинете Акатнова улыбался вроде сочувственно. Во всяком случае, у Акатнова никакого раздражения против него не было, он только злился на ребят и ощущал почему-то желание доказать секретарю обкома, что сумеет выбить дурь из своих олухов. Парней вызвал отдельно. Они расселись вдоль стены и у стола слева, и он только по взгляду, брошенному исподлобья крайним, понял, как опасаются. Не боятся, а опасаются. Все старше обычного студен ческого возраста — группа, набранная из производственников. Сергей Николаевич вспомнил, как еще ранней осенью, когда вернулся из от пуска, Калашников предупреждал насчет производственников, предпо лагал срывы. Как странно, что ни он, ни Подгорный не приняли мер. Разговор пошел строгий, иногда, может быть, злой, но с внутрен ним ощущением у Сергея Николаевича собственной вины. Вчера он решил выгнать трех-четырех человек из института, сейчас понял, что делать этого не может: перед ним сидели взрослые люди, которых сту денческая самодеятельность, театр миниатюр, хор, стенгазета и даже спорт — вряд ли могли занять серьезно. Прощать тоже не имел права. Прочистив их с песком и с тем окаянным, как выражались студенты, выражением, когда ни одной искорки его доброты не пробивается сквозь презрительные губы и жесткие глаза, он влепил им по выговору с за несением в личное дело, предложил обсудить происшедшее на комсо мольском и партийном собраниях. Девушек не вызывал, предоставив комсомольцам разобраться с ними. Больше всего передергивало, когда вспоминал Сухареву. И очень может быть, только острота, с какой снова встал вопрос о моральном облике студента, заставила пойти на лекцию об эстетиче ском воспитании в процессе обучения, которую читал Рыбак и которой так добивалась Искра,
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2