Сибирские огни № 12 - 1969
класса, когда Ладу приняли в пионеры и выбрали председателем отря да, она истово относилась к своему посвящению в красный орден. Вспомнилось, как однажды, придя из школы, с мес’га в карьер объ явила: — А разговор с Рудаковым состоялся! — Правда? — откровенно говоря, Анна не помнила, , что за лич ность Рудаков. — Да! — Лада была очень возбуждена: — Ты понимаешь, я никак не ожидала! Я думала, он скажет: «Ну тебя»—-или еще что. Только нам не дали договорить. Наш разговор прервали, когда я хотела спро сить о главном. И кто?! Самые противные! — она назвала каких-т® двух мальчишек.—Ты представляешь, мы идем с ним, а они кричат: «Девчатник, девчатник!» Я посмотрела на них так,—она показала, как сурово посмотрела,—и ничего не сказала. Понимаешь, как-то не смогла ничего сказать. Ну, а все-таки достижение, что он стал меня слушать, правда? ' — Конечно, только как же ты отважилась? — А просто! Проверяли тетради, все хотели идти на переменке в коридор, а я сказала: «Подожди, Рудаков, мне надо с тобой погово рить!» Он поглядел на меня вот так,— теперь она показала, как посмот рел Рудаков,—и остановился. А потом мы пошли. Я совсем не ожида ла! Я его спрашиваю: «Рудак, что тебе мешает хорошо учиться?» — «Ничего не мешает».— «А почему же ты плохо учишься? В каких усло виях ты готовишь уроки?» — «А в каких — мама уходит в девять ча сов на работу, а я уроки готовлю»,—«Значит, тебе никто и ничего не мешает. Почему же ты плохо учишься?» — «А почему? Я готовлю, учу, а прихожу — все забываю».— «Почему же староста не забывает, поче му же я не забываю —один только ты забываешь». И, представляешь, я так говорю, очень серьезный разговор идет, а они бегут и кричат: «Девчатник». Ну, и я, знаешь, я... сказала потом учительнице, сказала, что хотела с Рудаковым об учебе поговорить, а они так. Ну, она их выругала. Анна, помнится, усмехнулась: «Что же это ты все к учительнице и к учительнице — самой надо уметь ответить». Лада вздохнула и ушла огорченная. Вот так это было... В восемь лет. И потом, позже, Лада всегда за нимала какие-то высокие должности в классе: оформляла стенные га зеты, возилась с классными и отрядными альбомами, с устройством ве черов, маленьких праздников, поздравлений мальчишек в день двад цать третьего февраля. Она всегда была теми дрожжами, на которых вырастала, поднималась ребячья самостоятельность, инициатива. По тому и в комитете, и на комсомольском собрании ее никто не спросил, все ли месяцы в точности истекли, требующиеся для приема в комсо мол. Для всех ясно, что месяцев, отработанных ею в жизни, вполне достаточно. Анна вспомнила комсомольские годы, вспомнила это ощущение себя членом организации, эту обязательность участия в каких-то труд ных делах — они всегда были при ней, и были прекрасны, и вели к са мым высоким поступкам... Черемуховый торт, любимый Ладой, истекал терпким нежным ду хом, и- Анна предвкушала, как, сдерживая ликованье, Лада с порога осветится еще большей радостью. Когда раздался звонок, не пошла, а побежала открывать. Почудилось — происходит что-то ненастоящее. Лада сразу шагну ла вперед, на нее, и Анна отступила: так замкнуто-страдающе смотрел»
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2