Сибирские огни № 12 - 1969

ровательны: в них изображены живые охот­ ничьи тропы, показан своеобразно-узорный охотничий быт, найдены самоцветные обра­ зы (вроде «хищно-благородной» головы глу­ харя или «алебастровых пластов снега»). Кроме того, «Гусиное займище» можно счи­ тать мемуарным рассказом: в нем действу­ ют два писателя-сибиряка — Владимир З а­ зубрин и Ефим Пермитин, изображенные во всех их характерно-индивидуальных особен­ ностях и отличиях. Из очерков особенно выделяется цикл «По Уралу на лодке», хотя неопределенное понятие «очерк» и в данном случае звучит условно,— та или иная глава вдруг органи­ чески оборачивается изящной, законченной «овеллбй. В этом цикле великолепно передана па­ норама Яика: золотисто-песчаные обрывы («яры»), бесконечные дороги на берегах, прохладная, даже в летний жар, синева ре­ ки, полет огромной дрофы или легкого, се­ ребряного стрепета, алмазная ворожба ма­ рева и шум сухого августовского ветра, льющийся не только на лицо, но и в самую глубь души, погружая ее в тишину и успо­ коение. Велико и познавательное значение кни­ ги— как для туристов, так и для охотни- ков-природолюбов. Правда, в смысле этно­ графии и быта она кое-где устарела,— мно­ гое ушло в прошлое, которое, тоже, впро­ чем, надо изучать,— но в отношении живой природы (да, нередко, и ландшафта) книга сохранила всю свою свежесть, весь огром­ ный запас знаний, собранных и накопленных писателем-охотником в своих неутомимых странствиях. Здесь Правдухин опять перекликается с Аксаковым, который, не будучи профессио­ нальным ученым, обогатил науку . замеча­ тельными исследованиями о животном мире («Записки ружейного охотника»), неразрыв­ но соединив в них художественность и науч­ ность. Подобное соединение, если оно орга­ нично, воздействует на читателя куда силь­ нее, нежели сухие и бездушные научные (или псевдонаучные) «трактаты», повторяю­ щие друг друга, как копии или тени. В кни­ ге Правдухина читатель соприкасается с жи­ вотными — птицами и зверями — как с под­ линно живыми существами, наделенными индивидуальными повадками и индивиду­ альными красками и зарисованными во всей ах красоте, даже если эта красота относит­ ся нередко и к «натюрморту» (а натюрморт, к слову, составляет одно из замечательных достояний мировой живописи). Вальдшнеп у него напоминает «заржавевший красно-бу­ рый полумесяц», а стрепет — совсем «драго­ ценный камень»: «белое брюшко, светло-ко­ ричневая спинка, испещренная мелкими, как рисунки мороза, черными узорами, стройная шея с черным ожерельем и белым перехва­ том, три черных маховых пера на крыльях, зеленоватые ноги, бледно-розовый носик...» «Годы, тропы, ружье» — книга, которую можно перечитывать вновь и вновь, любу­ ясь картинами природы и охоты и восхища­ ясь чудесным языком, отчеканенным наподо­ бие лучистой гравировки на охотничьем ружье. И. К у з н е ц о в ИСТОЧНИК-ДОБРОТА Таежный край Свои дары Нам на ладони не протянет. Они за гребнем той горы, Где бурелом Да голый камень. Но след туда уже пролег. А ведь у нас обычай строгий: Где на тропинку есть намек. Там непременно Быть дороге! Эти строки Петра Морякова впервые бы­ ли напечатаны в 1949 году в коллективном сборнике новосибирских поэтов «Из новых тетрадей». В стихотворении были точные по­ этические детали, чувствовались граждан­ ская устремленность автора, добрый взгляд на мир, горячая влюбленность в родной край. И вот оно по праву появилось в пер­ вой книжке поэта1. Неторопливо шел к ней поэт. Стихи его редко появлялись в периодике, словно ша­ гал он «затерянной тропинкой»: Чтоб все пройти — не заблудиться. И, просквозив лесную тьму. Вернуться с солнечной крупицей. Пусть светит краю моему! Стихи, составившие книжку Петра Мо­ рякова,— результат доброго и вдумчивого размышления об окружающем мире. Не раз уже встречалась у поэтов такая ситуация, как в стихотворении «На родном проселке». Спустя много лет герой возвращается в род­ ную деревню и встречается с женщиной. Она — Когда звала нас ребятишками. Уже Невестилась сама. И на гуляньях, и девичниках Сводила всех парней с ума. Но как тс раз меня умышленно Вдруг обняла при всех при них: «Вот за кого бы замуж вышла я. Да не подрос еще жених». Из жарких рук стараясь вырваться. Чуть не сгорел я от стыда. А сам подумал: «Дайте вырасти!..» Но годы были, как беда. ...А красота, она изменчива. Гляжу в глаза, но холод в них. И вдруг спросила тихо женщина: «Не узнаешь меня, жених?» 1 Петр М о р я к о в . Стихи. Новосибирск.. Завч Сиб. кн. изд., 1968.