Сибирские огни № 12 - 1969
участка газового трубопровода. Цыпла ков и Балуев — люди не просто одной судьбы. Это люди одного типа. Но Цып лаков — это Балуев, повернутый к нам не сколько иной стороной. Цыплаков столь же самоотвержен и безогляден в выполнении своего д >лга ком муниста, как и Балуев. Ему так же чужды стремление к материальному благополу чию, забота о своей личности, и так же он полагает, что счастье человека — в ощу щении того, что он своей работой делает счастливыми возможно большее количество людей. Цыплаков — такой же великолеп ный руководитель и воспитатель. Он, как и Балуев, влюблен в людей, с которыми работает, он обладает «удивительным да ром воодушевлять людей, неподдельно, искренне восхищаясь их трудом». Возвра щение писателя к уже определившемуся в его творчестве образу говорит о том, что он видит в таком герое основную фигу ру нашего времени В. Кожевников рассказывает в повести о том, что в тогдашней жизни было возвы: шейным и исторически верным, и о том, что противоречило послевоенному энтузиазму нашего народа и социалистической природе нашего государства. Цыплаковская мораль ная совестливость, его неумение и нежела ние быть счастливым в то время, когда кругом столько несчастливых людей,— это вовсе не фальшивая нота в облике героя, это смущение честного человека, считаю щего, что во всем он должен жить, как все, и что личное счастье его с Люсей — неуместно звучащая мажорная нота в тра гической симфонии послевоенного народно го мироощущения. Интересен эпизод повести, где Цыпла ков, когда по вине его антипода Финикова были сданы дома с большими недоделка ми, стремится в нерабочее время эти недо делки устранить, хотя мог бы и не нести ответственности за них. Писатель верно уловил особенность советского человека — личную ответственность за порученное де ло и неотрывность его от большого дела всего народа.. Однако Цыплаков испытыва ет самую настоящую душевную угнетен ность и растеряннсгсть, когда, вопреки ос новному своему жизненному устремлению, упорно не сдается на доводы Люси, дока зывающей ему вопиющую несправедли вость: в Москве почти сразу после войны стали возводить высотные здания-монумен ты, в то время как в районах, подвергав шихся вражеской оккупации, люди жили в землянках. Цыплаков пытается оправдать странное это положение ссылками на сооб ражения «высокой» политики. Но наедине с самим собой он сильно мучается сомне ниями в правбмерности такой политики. В резком конфликте между высотой нрав ственного чувства героя и нравственной несостоятельностью, воплощенной в извест ного рода явлениях того времени, и скрыты корни душевной драмы Цыплакова. Образом Цыплакова отвергается реаль ность так называемых «героев-икон». «Тон кое и хорошее познается в людях не про сто и не сразу»,— высказывает автор по вести хорошо нам знакомую и уже давно лелеемую им мысль. И в Ць1плакове, и в Балуеве «тонкое и хорошее» прикрыто да леко не героической оболочкой и ирони ческим углом зрения автора., Реальное это противоречие в Цыплакове заключается в том, что, отдавая всего себя большому все народному делу, «упоенный счастьем мир ного труда», он не может стать настоящим бойцом в мирных условиях, ибо по своей близорукости не видит своего врага. Па фос повести — в настойчивом призыве ви деть настоящие, реальные противоречия жизни. И здесь на сцену выступает старший прораб Фиников. Позиция Финикова вроде бы точно определена автором в размышле ниях Цыплакова, который «думал о том, что сейчас наступило время борьбы с са мым трудноуловимым противником — скользским, увертливым, обладающим спо собностью обретать защитную окраску. И надо, чтобы люди строже относились к нему. Надо, чтобы они чувствовали, как нетерпимо само существование подобных личностей в нашем обществе». Но давайте задумаемся, так ли уж трудноуловим этот противник — Фиников? Так ли уж он скользок и увертлив и на столько ли ловко обретает защитную ок раску? Не слишком ли «лобовую» харак теристику дает В. Кожевников своему от рицательному герою, создавая обширную и однотонную картотеку его пороков, кото рые всегда лежат как бы на поверхности и не требуют никаких сложных размышле ний? Не проглядывает ли сквозь легкую оснащенность Финикова ясно выпирающая тенденция, которую автор подсмотрел в жизни и поспешно выставил для осужде ния, не озаботясь показать ее действитель ную опасную сложность? Навязчиво-рито рическая и прямо-таки фельетонно-хлеет- ская характеристика Финикова беспомощна рядом с живой трактовкой образа Цыпла кова. Это, конечно, нарушает художествен ную цельность повести; Фиников остается простой декоративной , деталью с соответ ствующей надписью. Но наполненность об раза Цыплакова горячей жизнью, его при мер и призыв к нам, его современникам, жить «высшим прицелом души» — этому, кажется, ничто не мешает проникнуть к нам в сердце. 3 В чем можно усмотреть развитие писа теля, его таланта, совершенствование его мастерства? Среди многих ответов на этот нелегкий вопрос, мне кажется, может быть и такой: в расширении его тематики. Теперь, после появления романа «Щит и меч» (1965) можно говорить о многосто ронности писательского дарования В. Ко жевникова.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2