Сибирские огни № 12 - 1969
Никто не протестовал против старейшего преподавателя Нащокина, все признали право на орден за профессором Шацким, еще три кандидату ры проскочили легко, при всеобщем одобрении. Потом начались пожи мания плечами, потирание шеи, исчезли прямые взгляды, даже откро венно разводили руками. И чем меньше становилась цифра неприкину тых кандидатов, тем богаче делалась мимика присутствующих. Влади мир Семенович Глаголев, все время негромко, но возбужденно смеяв шийся, заметно утих, сжался и мрачно постукивал карандашом. Не под нимая головы, говорил о каждом следующем одно и то же: «Ну, уж, знаете...» Наконец, Сергей Николаевич произнес: — Сажин Тимофей Гаврилович, вполне заслуживает, достоин. — Ах, пожалуйста! — отбросил Глаголев карандаш.— Я понимаю, мои заслуги вас не устраивают, то, что я денно и нощно пекусь об ин ституте— вам наплевать, а вот ему, старику, которрму пора на покой, вы готовы поклониться! А профессор он дутый! И к специальностям на шим имеет косвенное отношение — Ну, я с тобой не согласен... — Где же! Вас-то наградят — я знаю, и вы знаете! Так не хотите, не желаете подумать о том, кто работал с вами честно столько лет! И потому только, что могут упрекнуть в дружбе! А какая у меня с вами # дружба? Никакой у меня с вами дружбы нету, одна видимость! А ваш Тимофей Гаврилович, который, действительно, лижет вам все места... Это с его одобрения тиснули вы статейку о педагогическом такте. Бестакт ная статья о педагогическом такте! В студенческой газете! Все поды грываете студентику... Ну, что-что, а эта статейка не пройдет вам!.. Он кричал еще и еще, пока слова не стали путаться, и он, почувст вовав, что являет собой зрелище жалкое, захрипел, опустился на стул. В горле заклокотало, забилось что-то, грудь тяжело заходила — у Вла димира Семеновича начался приступ астмы. Его отвели в комнатку за кабинетрм, уложили на диван, а затем увезли домой. Дальше заседать не представлялось возможным, и все разошлись, не решаясь глядеть друг другу в лицо. Так вышли и Акатнов с Подгорным. — Где-то пояс от пальто потерял,— беспокоился Подгорный, и это была в тот момент главная его забота. Молчали до самого моста. Облокотись на парапет, смотрели паевой берег. В этот предвечерний час, когда снег еще держит солнечную жел тизну, а в тучах струятся зоревые ленты заката, все здания серо-дым чаты. Еще минута, и уже лилово-дымчатые, они сливаются вместе, вы тягиваются в трубы заводов, утекают дымом в серое бесстрастное небо. Удивительный покой входит в сердце: все кажется мелким, частным, пу стяковым, существует только эта величественная и спокойная красота. Даже самое непонятное: отчего Сергей Николаевич продолжает почти безропотно выносить Глаголева, переставало волнодать Подгорного. — Странно, конечно, но одно до сих пор держит меня,—заговорил Акатнов —хотите, расскажу, как сложились наши отношения с Во- лодькой? Рассказа хватило на весь обратный путь, а был он не медленный и не скорый...— ровно такой, чтобы человек вспоминал и успевал раз думчиво удивляться себе и еще одному человеку, которому он давно уже не удивлялся. # ...Жили они тогда в Москве, у Ираиды Васильевны, матери Анны. Не так давно поженились, только кончили институты, он работал в энер гетическом, Анна не работала — родилась Лада,.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2