Сибирские огни № 11 - 1969
раздавался над площадями. Рычали грузовики, потряхивающие горами снега. Город жил, а в Анне отстаивалась тишина, совершенно отдельная, не доступная никакой внешней жизни. Она шла узкой дорожкой, про топтанной через площадь, загребая сапожками снег. Он слепил, смеялся, играл, а Анна слушала тишину, качаясь в ней. Напечатали, напечатали, напечатали!.. Нет, пока только гранки, но завтра будет в газете. Завтра статью прочтет Люба, прочтут в больнице, в обкоме, прочтет город. Завтра —это еще не точка, это только начало дела, которое виделось Анне и которое считала уже своим. Главное — сократили всего абзац, да и то потому, что перекрылись допустимые габариты. Вот так Анна любила: чтобы все слова остались твоими. Чтобы тысячи узнали именно твои слова, услыхали за ними твой голос. Зайти бы к Искре —давно не виделись. Ей не терпелось. Искринка поймет и оценит! Но, наверное, в институте —у нее эта неделя сильно загружена. Может, в издательство? Анне захотелось услышать приветст венный, на высоких нотах голос Екатерины Агабековны, увидеть стран ные, и русские и нерусские, глаза. Легко взбежав на широкие ступени, Анна потянула кованые двери, взлетела в лифте на шестой этаж. — Здравствуйте! — сегодня все улыбались ей с той же радостью, что и она. Но прежде всего взялась за телефон: — Любовь Давидовну! Любочка Давидовна? Я не могла дождаться вечера. Все! Идет! Идет статья! Поздравляю... А? Ну что вы, так просто не выйдет. Но все равно добьем, честное слово! Как Елена Ивановна?., Да? Все-таки это ужасно. Ну, желаю успеха и привет ей большущий. Екатерина Агабековна смотрела улыбаясь: можно подумать, что у нее пойдет первая статья! Но через минуту Анна заметила, что улыбает ся она сдержанно и осторожно. И вообще, как-то не похоже на нее тиха. — Ах, Катенька, как я хотела вас видеть! Вы мне разрешите называть вас Катенькой? — она оглянулась на редакторов. — Конечно, Анна Юрьевна. Что я вам скажу-у,— протянула она, сразу сбивая какой-то ноткой Аннину веселость,— Хандогин прочитал, — Не понравилось?..—Анна еще улыбалась, но дыхание ушло. Екатерина Агабековна вздохнула: — Ничего н р понимаю. Нет, вот, посмотрите. Анна читала рецензию, и ей казалось, что у нее сводит глаза и кожу под ними, и все это видят. Сквозь круглый, мелкий, очень твердый и связанный почерк, сквозь убористые строчки просвечивало круглое, твер дое лиио со светлыми ироническими глазами в воспаленных усталых веках. Смотрело оно укоризненно. Для него, редактора, ставившего когда-то на ноги большое изда тельство, старого коммуниста, важны были не влечение Саши к Сатаро ву, не ее уход от своего дела в литературу, а их связь с жизнью. Другой план виделся ему, другой общественный фон —шире, масштабнее, идей но, общественно значимее: становление Саши как личности, преодоление любви, самостоятельная жизнь в Сибири. Он был убежден, что это лишь заготовка для романа, «большого произведения по мысли, по людям». И даже считал, что здесь имелось все для того, только Саша и Сатаров должны стать ближе к жизни —она вновь, а он «в порядке обновления старого багажа». Губы Анны сжимались в кривой усмешке. За правильными словами гибли ее мысли —до них ли ему, знавшему наизусть, как нужно строить положительного и отрицательного героя, как выгодно и значительно
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2