Сибирские огни № 11 - 1969
разворачивал листок. Его тянуло оглянуться; заставляя себя не двигать ся, он злился на нее, будто ее произвели на свет, чтобы дразнить его, и был счастлив, что она рядом, что для него упали с ее пальцев синеокие буквы. Что ей надо? Она сошла с ума. Она попросту сумасбродка. Какое ей сейчас дело до него и до этого Сэлинджера? У нее мания вечно ко го-то воспитывать. Действительно, до чего же противно тычет всем в нос своей развитостью. Но еще, подлая, чувствует, что не может он шарах нуться от нее, как шарахнулись вчера все. Не верит, что он искренне шарахнулся... А может, хочет, чтобы ее пожалели? Может, подлой, при слониться к кому-нибудь надо?... От этой мысли в груди заныло, зато сковало, засмеялось что-то. Нежность, обессиливающая и ярящая —он узнал ее! Опустив кудлатую голову на ладонь, прижав упрямый подбо родок к груди, глянул из-за плеча. Наташа смотрела, слабо улыбаясь, не понимая его реакции, и, вдруг прижмурившись, выпятив смешно губы, заговорщицки и весело кивнула. Полустудентка-полуведьма!.. Он усмехнулся и отвернулся, делая вид, что слушает Сажина. Он больше не смотрел в ее сторону и все же видел локти, сгибающие остры ми углами широкие рукава коричневой шерстяной блузки, переделанной из школьной формы, белую пикейную полосочку, окольцевавшую тонкую шею, взбученное, путанное пегое облако над неярким, смазанным ли цом, невысокую грудь, колко выступавшую под материей при каждом движении. Какой же дурак!- Прошлым маем играли в Зырянах в волейбол. Пропустили стадо и все играли. Уже мяча не стало видно на дымивших ся весенним дымом ветлах, играли наугад. Кто-то наподдал мяч, и его долго гоняли ногами. Клавка Жучка блажила на всю улицу, потому что мяч был ее. Всем надоело, и Мишка видел, как ребята попадали под ря бину, собираясь курить, но его разобрало — почему-то веснами, когда воздух, насюенный на солнце и первых одуванчиках, бьет волнами, пле щется в лицо и грудь, его всегда разбирало. И чем больше визжала Клавка, тем ошалелее гнал он мяч. Он сиганул в лопухи за черемухой у тына, она, как кошка, бросилась за ним, оттолкнула —сильная, бес! — сгребла мяч, он хотел перехватить и облапил Клавку. Она замерла, а он, распаленный, взволнованный борьбой, все сильнее сжимал ее. Затяну тые натуго лифчиком, груди у Клавки были крепкие, как два булыжника. «Нащупайся?» —спросила она с таким усмешливо-бесстыдным спокой ствием. что он выпустил девку. Наташа Сухарева лифчиков не носила... Он сообразил это не тогда, под березой, а много позже. Впрочем, возможно утром, когда бегал, продрогший, по кочковатому, подернутому инеем полю. А поняв, уже не мог не думать об этом. И, глядя на нее, он всегда знал это, хотя и обкла дывал себя последними словами... Он запрещал себе думать об этом и думал. Ни одна девчонка и в их группе не делала этого, а она делала, де лала. Подлая, дрянная, фальшивая! 27 Что же это о новой комиссии по ЖБК не слышно? Кудашов посадил рядом с собой в президиум на городском партактиве, шутил, валял дура ка —и ни слова! Себе на уме. И про бюро обкома молчат. Пообещал на писать в комиссию партийного контроля —и надо было... Подгорный осу дил! Вечно встревает во все дела, добивается коллегиальности. Да не
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2