Сибирские огни № 11 - 1969

главного в издательстве, отдала повесть новому редактору (редактор­ ше!) и поехала к Хандогину. Господи, до чего хорош! Ходил в горком разбираться по поводу неэтичной статьи в газете..*. Художники портрет ему преподнесли: в буденовке, с авторучкой, как с винтовкой, за плечом. Очень хорошо... А затем — депо. У черта на рогах! Шла-шла по путям, едва под поезд не угодила. Откосы, песок, гравий, шпалы —туфлю бе­ лую в мазуте вывозила. Думала, проклянет все на свете, а они так слушали! И опять какая-то стыдная боль отозвалась в ней. Она посмотрела на мужа. Но Сергей Николаевич сидел за столом на кухне, следил, как она двигалась, а на лице держалось выражение горечи и одновременно сознание тщетности усилий что-либо изменить. Спохватившись, Анна спросила: — Ну, а у тебя что? Что комиссия? Сейчас же резче обозначились его расстроенность и усталость — перед ней он не скрывал их. И она поняла, как нужно ему ее сочувствие. Но не положила руки на плечи, как сделала бы раньше, а села к столу и стала ждать, вопросительно повернув голову. Он даже не заметил, как не замечал теперь многого. Прежде, про­ ходя мимо, она любила иногда задержаться на минутку, приникнуть к нему, уткнуться в шею носом (называлось —«подышать тобой»), заме­ реть так на секунду и продолжать, как ни в чем не бывало, свои дела. Она кричала с постели: «Сережа, иди подыми меня!» — и протягивала руки, чтобы, оперевшись на него, вскочить. Она махала ему с балкона, когда отправлялся на работу. Всего этого уже не было, и она удивля­ лась, как он не замечает. Наверное, наступил момент, когда ребячества отходят сами собой — время движется, неумолимо дзижется... Он вооб­ ще стал спокойнее в отношениях с нею. Но это как раз и беспокоило ее. Сейчас он не рассердился, не огорчился, что не предупредила, не оставила записки, пришла поздно. Но до того ли ему?.. А когда, соб­ ственно, ему было совсем легко? Все время что-то не ладилось, потому что хозяйство его вечно находилось в состоянии роста и организации. Худой, сердце дает знать себя, и по ночам перестал спать. Часто про­ снется она, а его нет — сидит у себя в закутке и курит, курит... Нервы. Но он такой, он никому не признается... И она глядела с жалостью и болью, как на ребенка. Комиссия работала вторую неделю. — Понимаешь, самое отвратительное, чтц я ничего не знаю,— го­ ворил Сергей, вычищая мундштук,—долетают обрывки разговоров, све­ дений. Главный бухгалтер шепнул: интересуются, не платили ли кому- либо? Поднимают карточку, лицевой счет —что это значит? Подозре­ вают в присвоении денег! —Он сжал зубы и посмотрел на нее тяжело, будто она и есть клеветник.—А мы ведь и в самом деле заводски-м пла­ тили за изготовление. Л Анна знала: хоздоговор запрещал платить рабочим. — Мало того! —Сергей поднялся.—Мишку вызывали, Кондакова! Спрашивали, правда ли наша семья отдыхает у его родителей летом, допытывались, как в институт попал, как общежитие получил. Гнус­ ность, в общем... А я работать не могу... Хорошо еще —Подгорный приехал.— Он снова сел, оперся лбом на обе ладони. — Какая гадость! — вздрагивала Анна.—И когда прекратят реаги­ ровать на подметные письма? Ведь можно же угадать истину за гнус­ ными строчками. — А почему они гнусные? Ты знаешь меня и знаешь действитель­ ность. А для Кудашова, может, в них истина,— он говорил, нарочно»