Сибирские огни № 11 - 1969

Вот этот лагерь Шарап... Шарап-Шарап. На шарап!.. Ну да, «на шарап!» Черт-те что выходило. Мишка Кондаков только сейчас вспом­ нил это миленькое выраженьице. «На шарап!» —кричали они, вывола­ кивая из-за пазухи ворованные яблоки и кидая их градом над девчон­ ками, орущими припевки на крутом берегу Зыряны (он даже почувст­ вовал, как натирает сзади шею ворот оттянутой яблоками рубахи). «Все как на шарап»,—расстроенно говорила мать, напрасно пробегав в магазин за теплыми ботинками. Так вот он где, корень этой татарщи­ ны. Ну да, где ему и быть еще? Тут, в Сибири, татары селились с неза­ памятных лет, ихних названий у здешних сел больше половины. Вот и это здоровое село на берегу Обского моря звалось Шарап. И лагерь возле него... Странно, но жить стало спокойнее. Он даже зашел после ужина с комсоргом Толиком Барановским к девчатам в соседний домик. Толика Барановского всего неделю назад, перед тем как ехать в лагерь, избрали комсоргом на комсомольском собрании группы, но с тех пор, глядя на него, Мишка не мог уже выкинуть из головы это сло­ вечко: «комсорг». Будто Толик сто пятьдесят лет был комсоргом и ро­ дился, чтобы стать комсоргом. Ну, был Толька, кажется, неплохим маль­ чишкой, культурным —и ладнЪ. И когда его выдвигали, что про Толи­ ка особенно знали? С таким же успехом могли выдвинуть Мишку. Одна­ ко теперь как-то сразу обнаружилось, что Барановский мальчишка начитанный, что он не курит, что у него на все собственный взгляд — иногда одинаковый, иногда не одинаковый с группой, но свой и инте­ ресный. Что он может многое, чего Мишка Кондаков не мог. Толик, например, мог запросто войти в домик к девчонкам и усе­ сться на койке Наташи Сухаревой —потому что стульев не было (три кровати — тесно, спинками к окну, две сетки прямо на полу, вплотную к противоположной стене и друг к другу). После ужина, если портилась погода и не жгли костра, девчонки сидели и лежали на кроватях. Боль­ ше спали. Только у Наташи Сухаревой всегда под боком находился журнал, перегнутый на какой-нибудь странице. Когда толстый журнал лежит перегнутым, то кажется, что в нем-то самое интересное и есть, а ты, дурак и болван, пропустил, не дотяпал. Мишке всегда становилось не по себе при виде такого журнала. Но он все равно подпирал косяк спиной, ухватившись за него заложенными назад руками, и смотрел, как сидел Толик на кровати Наташи Сухаре­ вой, и слушал, как говорили они про всякие умные вещи. Наташа была умная и Толик умный. Все остальные были не такие умные. Мишка не мог сказать, почему, но он это чувствовал. И не потому, что Наташа симпатичная. Наташа Сухарева вовсе не казалась красавицей. Зина Лесная — та’ против нее очень даже хорошенькая девчонка, и Ленка Иголкина подходящая, да и еще были, если присмотреться. У Наташи даже не скажешь какой нос —неопределенный нос, и глаза обыкновенные, го­ лубоватые, и вся она какая-то смазанная, ничего в ней не выделяется. А в фигуре даже коротковатость —ну, это, положим, от чересчур корот­ ких юбок. Но в том-то и дело, что Наташа Сухарева никогда не была сама по себе. На ресницах налеплено так, что они, бедные, дрожали, и вокруг по векам нарисовано, потому и глаза Наташины казались длинными и темными. А волосы у нее хоть и пегие, но взбитые, так пеной и летят над этими самыми омутными глазами. А может, дело совсем не в глазах, и не в том, что Наташа говорила, а как она говорила и как держала голову, подбородок?