Сибирские огни № 11 - 1969

дрывно, несколько раз крикнула, приветствуя День; Тонин, вязкий со сна, голос сказал: «Ну, дуреха, пошла!» И потом все это протопало под окнами, поблеивая, помыкивая. «Эгей-ей!» —неслось эхом по деревне, и уже совсем не эхом звякала ругань о стекла. Накануне так и не пошли в лес — помешал дождь. Зоя Максимов­ на и Ираида Васильевна играли с детьми в кун-кен, а он просидел весь вечер с «самим». «Сам» после того, как побрился и отмылся, вышел молодым рыжеватым мужиком Павлом, тощим, сутулым и со странной интеллигентской помятостью в лице. — Ишь, стервец,—говорил он любовно, поглаживая на коленях. Мишкину телеграмму: —«Выпейте за нового сибиряка ваш сын Ми­ хаил». После такой телеграммы невозможно вести разговоры о бобах, се­ нокопнителях или бутовом камне. И с писателем положено говорить о книгах. Павел ловко навел речь на последние романы о селе, да как раз те, которые Георгий Алексеевич в руки не брал, ввиду неуважения к их авторам, и про которые думал почему-то, что они никому не нуж­ ны. Павел же подробно их разбирал, высказывал сомнения, спорил, а в основном —хвалил. Салахов отделывался общими фразами. Неожи­ данно ощутил смешную обиду за себя, будто недодал миру чего-то. Впрочем, и это было знакомо —библиотекари, сталевары и кто там еще, про кого он не писал? —да, да все предъявляли претензии. Однако он почувствовал себя ловчее, когда хозяин принялся рас­ сказывать, как попал в Моссовет на доклад дорожного министра о поездке в Америку. — Движенье там сплошь одностороннее, без ума гоняют,—говорил Павел так, будто не министру, а ему довелось лицезреть американские достижения.—Таперя: на поворотах обочины приподняты, и камень резиной обит, машина торкнется, а он ее тут же и отшибает. Ну* тапе­ ря... Пешеходы там очень против наших аккуратные, шоферов уважают и под машины не лезут. Таперу.. Единственное это словцо из древнерассейского словаря и подзадер­ жалось непонятно как в речах Павла. И хотя он крутил автомобильную баранку с большей сноровкой, чем прадед его крупорушку, а тракторово нутро понимал тоньше, чем норов Сивки-бурки, он жил на той же зем­ ле, так же любил ее, родимую, так же заботил его недород и ширил его ноздри сытый запах осени. СаЛахов впришур глядел на него. Он не переносил литературы, если, подавая мужика, она выбирала слова «покорябистее». Он ценил в мужике уменье при очень маленьком лексиконе добраться до перво­ начального смысла. В комплексе мужик выражал одним словом три, а когда говорил сложнее, начиналась не только игра словесная, но рож­ далась новая мысль. Но сейчас и добротные, никогда не подводившие истины, оказывались подточенными. Снова, уже грубо, толкнуло в грудь нелепое чувство обиды за себя. Оно еще держалось, когда из кромеш­ ной тьмы выскочили на мотоцикле Тоня с Анной. — Привет! — крикнула Анна и все в нем обернулось к ней, словно с ее легкостью, причастностью к чему-то, ему неведомому, врывалось избавление от самого себя. — Назаседались? Хо-хо! — откинувшись на перила террасы, он смотрел на нее через плечо, стремительно сознавая одно: не так, не так говорил до сих пор с нею. К чему-то подумал, что Анна уже очень многое умеет, фраза у нее не дряблая и порой соскакивает, как с катапульты. И если тянет ее иной раз в словесность, то все-таки ищет человеческую ситуацию и