Сибирские огни № 11 - 1969
Чего только не было: ребятишки с радиотехнического сами настилали паркет даже в жилых комнатах общежития. Да слово «строительство» на того же Володьку действует как заклинанье... Столько положено сил!.. Э, зря, зря, Сажин, волнуешься... ...Проспект переходил в дамбу, затем в мост над рекой. Казалось, не только бешеное теченье, но и те неверные краски, что отличали Обь от всех рек мира, сообщали ей силу. Утром, вечером и в рассветный час она меняла цвет, сообразуясь с погодой и настроением города, заняв шего берега. Торопился город закончить будничные дела, дымил в бес численные трубы —и Обь, потемневшая, деловито катилась на север; потягивался город в розовом утре — и река лениво расплескивалась, го лубела, отдавала набором самых нежных цветов. И только ночью была лаково черна, заманивая в глубину бесчисленные огни. Сергей Николаевич любил ее в любую погоду, в любой час. Он и сам не понимал, как это случилось. Приехав в город девять лет назад, был неприязненно настроен к мрачной и безразличной ко всему на све те, казалось ему, речище. Сейчас же самый город и вся сибирская ши рота начинались с этой реки. С того самого места на мосту, где стоял сейчас, прислонившись спиной к фонарному столбу, и откуда так хоро шо различимы контуры улиц на противоположном правом берегу и все особо значительные здания на левом —его институт на Обском проспек те, переходящем в дамбу, а затем в мост. Именно тут укреплялась вера в могущество города, жившего под размахнувшимся сибирским небом. Именно тут укреплялась вера и в свои силы. Подставив лицо теплым волнам воздуха, Сергей Николаевич смот рел сквозь полуприкрытые веки на игру вод, на раздольное их течение, и все «политиканские шашни» Глаголева (Сажин только так и выра жался!) постепенно обертывались мальчишеством, смешной и досадной фрондой, а еще проще —амбицией. В теплом воздухе Обь слегка парилась, берега с нагромождением зданий тонули в дымке, матово посверкивали суденышки в солнечных лучах. Красноватые фермы железнодорожного моста объединили бере га, тянулись к причалу баржи, осевшие под горами зерна и леса, белела тугая, исполосованная волнами кайма пляжа и бетонная стена набе режной на другой стороне. Обь обмелела к осени, и остров с рощей справа от моста, выше по течению, сильно выдался из воды. Сергей Николаевич навалился на парапет, усмехнулся. Тимофей Гаврилович Сажин встречал вчера на вокзале —он всегда встречал и сердился, если мешали. Сергей Николаевич привык видеть на перроне массивно-округлую фигуру в надвинутой на глаза шляпе, привык, что самое нетерпеливое желание говорить с женой и детьми сдерживалось присутствием фигуры, восседавшей рядом с шофером и застилавшей ветровое стекло. Сначала он и сам подумывал, что Сажин стремится опередить остальных, спешит подсказать, сформировать взгляд ректора на сложившуюся без него обстановку. Но' затем понял, что в этом плот ном, внушительном человеке живет наивное, почти детское нетерпение выложить новости сотоварищу и единомышленнику, для которого они не просто нозости, а, как и для него, существо жизни. Часто еще в ма шине, по дороге домой, они с Маришкой, младшей дочкой Акатнова, со общали наперебой: она об отметках и самочувствии кота, он об очеред ном фортеле в многотиражке, о подготовке к сессии, о чьих-то недостой ных замашках. Кроме того, с самого назначения Сергея Николаевича ректором —молодого, неопытного и по всем статьям неподходившего на
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2