Сибирские огни № 11 - 1969

ее кровообращения, единственно для них годной. Только тех, кто за ко­ роткое время надеялся постичь ее, разглядеть ее красоту и богатства, приобщиться к ее духу и—уже как неизбежность —обегать ее бесчис­ ленные магазины, тех Москва ошеломляла, оглушала, а может, и брала за ворот (чего уж ей никак не прощалось). Приезжая в Москву, Анна тоже уставала и чувствовала не то что робость, но несвойственное ей стеснение, близкое к обиде: не при ней обновили улицу, установили памятники, пустили новые очереди метро, открыли магазины. Ее вроде бы отодвинули, она теперь не имела на все это таких же прав, как москвичи. Чаще подобное случалось с ней на старых знакомых улицах, а не в тех просторных кварталах, которые были одинаково новы и для москвичей, и для приезжих, и родные братья которых все большим числом нарождались в Обске, наступавшем на степь и тайгу. Постоянное ощущение новизны приподнимало над прожитым, сли­ валось с удовольствием от свидания с Москвой, переполняло предчувст­ вием чего-то значительного, что вот-вот должно совершиться. Может, в этом виноват был еще Салахов? То, что именно к нему торопилась Анна. Могло показаться неправдоподобным: он, чей талант и мудрость она так чтила, чье творчество ценилось по самой высшей категории, про­ читывал рукописи Анны безотказно и в самый короткий срок. Так пове­ лось с тех пор, когда она, почти девчонка, не закончившая еще факуль­ тета, отважилась показать ему вещицу, которую написала. Это случи­ лось после репетиции в театре —Ираида Васильевна, ее мать, ставила тогда драму Салахова. Проще бы, конечно, обратиться дома — кварти­ ра Ираиды Васильевны зачастую походила на репетиционный зал, и Георгий Алексеевич просиживал там вечера, нацелившись из угла своей трубкой в артистов, калечивших, как он говорил, его «пиесу». Иногда он вскакивал, подстегнутый мыслью. Прямой и плотный, очень точный в движениях, застывал на секунду с глазами, обращен­ ными внутрь себя, и вдруг восхищенно оглядывал всех: — Э-э, как можно сделать-то! И летели в сторону актерские и его собственные усилия. И уже до­ стигнутое, почти совершенное, рассыпалось на глазах, нищало, обес­ цвечивалось, в сравнении с той до жестокости ошеломительной правдой, которую умел подслушивать у жизни он. Все рушилось, а было не жалко! Приметив Аню, замеревшую за стеклянной дверью, он кричал ей: — Вот как связываться с нами, литераторами! —и, смеясь, кивал на актеров:—Притихли, а? Наша взяла! Он подмигивал ей, беря в сотоварищи, и это было даже обидйо, потому что знал о литературных ее упражнениях только от матери. Уже не раз, поглядывая сбоку на дочь вроде бы снисходительно, как бы вспомнив, Ираида Васильевна говорила Салахову: «Ну, у нас новое увлечение —пишем». Или более откровенно: «Вы знаете, про деревню у нее очень, очень неплохо...» Он просил показать, поэтому Аня, не же­ лая натолкнуться на неприятную обязательность, пошла в театр и, за­ став Салахова крайне расстроенным и раздраженным, говорила там с ним без всяких «домашних» улыбок. Четыре дня назад, как только прилетели из Гагры, она отнесла ему повесть, хотя уже с нею-то, наверное, надо бы повременить являться. Но Сатаров там выглядел слишком положительным и благородным, что­ бы Салахов мог обидеться на автора. А ей нужно было проверить, срав­ нить, точно ли схвачены его интеллект, обаяние, неуловимая энергия