Сибирские огни № 11 - 1969

шевики-крестьяне рождались и созревали вследствие этого выступления. И в этом смысле крестьянский полководец Мещеря­ ков— не очередное повторение уже извест­ ных литературе крестьянских вожаков, а открытие нового характера, вобравшего в себя всю творческую энергию революцион­ ных крестьян, на сознательную поддержку и политическую активность которых и рас­ считывал Ленин, разрабатывая теорию пролетарской революции в крестьянской России. 4 Никакого сравнения быть не может: роман М. Шолохова «Тихий Дон» — явле­ ние в советской литературе пока что не­ превзойденное. Однако мы можем, имеем все основания говорить, что роман О. За­ лыгина «Соленая Падь» — не по живопис­ ной силе, не по широте и объемности ох­ вата событий, а по направленности, по смелости и принципиальной новизне по­ ставленных и решаемых проблем стоит ближе к шолоховскому роману, чем к лю­ бому другому произведению на тему граж­ данской войны вообще и гражданской вой­ ны в Сибири в частности. В Зазубрин сосредоточил свое внимание на трагедии сибирского крестьянства, боль­ шою кровью, тягчайшими страданиями расплатившегося за свое попустительство в .дни свержения Советской власти. Вывод был один: тем решительней надо браться за оружие! Вывод отвечал насущной по­ требности времени, и Зазубрин показы­ вал, как крестьяне организовывались и би­ ли колчаковцев. Прекрасны мужики в произведениях Вс. Иванова. Безусловная правда была в том что в массе своей пошли они в Сиби­ ри за Советами, за большевиками. Разбу­ женные революцией, они у Вс. Иванрва усваивали ее гуманистический и интерна­ циональный характер с подкупающей и обезоруживающей легкостью и непосред­ ственностью. Наивны и чисты в своих по­ рывах ивановские мужики и в то же вре­ мя в подавляющем большинстве своем они прекрасно-дремучи, колоритно, картинно экзотичны. На этом разительном и впечат­ ляющем контрасте построены многие рас­ сказы и повести Вс. Иванова первых лет его работы. Калистрат Смолин из повести «Цветные ветра» спокойно так сообщает. «На съезду Советов шестнадцать волостей, одна не хочет — расстрелять приказал усю». Вот и вся крестьянская демократия! Поче­ му не хочет— не важно. Партизаны, от­ ступившие в Монголию дите не русское убили, чтоб русское выжило. Вот каким бывает крестьянский интернационализм! Пойманный враг казнен гак: вырвали из живого еще кишки и на телеграфный столб намотали... Вот он, крестьянский гуманизм! Дело не в том, что ту или иную осо­ бенность: в характерах, в поведении кре­ стьян периода гражданской войны С. За­ лыгин сегодня не затрагивает и не живо- писует так, как это мог только Вс. Ива* нов, а в том, как он эти же особенности все-таки затрагивает, как изображает их и как осмысливает. Для Вс. Иванова унич­ тожение целой волости по мотивам «не­ согласия», нарушения воли большинства —- почти что обыденный факт гражданской войны, о котором нй сам Калистрат, ни кто другой из мужиков не задумывается, а читатель воспринимает его как неизбежную дань такой войце среди таких людей. Все в конечном счете оправдывалось тем, ^что этот решительный, не рассуждающий о последствиях расправы Калистрат защи­ щает Советы. Вс. Иванов был прав: Сове­ ты во что бы то ни стало надо защищать! И опять-таки был прав: защищали их, ко­ нечно же, Не в белых перчатках. - Мужик С. Залыгина тоже может разо­ гнать штаб партизанской республики, но прежде чем он это сделает, он тысячу раз подумает, а если решится, то мы увидим: у него на это есть веские основания. Не собственно партизанский штаб готов ра­ зогнать Мещеряков, а брусенковский дик­ таторский, который определенно мешает, вредит борьбе с колчаковщиной. Брусенков может увести за час до намеченного сра­ жения три полка и поставить под колча­ ковский удар вою партизанскую армию на этом участке, а потом за собственную вину расстрелять своего же соратника Крекоте- ня, но такое уже ни для кого не проходит бесследно, и поступки Брусенкова осмыс­ ливаются как преступление. Залыгина ни в коей мере не интересует экзотика борьбы крестьян за свою свободу, его постоянно волнует ее смысл. Кровавый колчаковский режим — тра­ гедия народа. Ужасы, которые с докумен­ тальной точностью рисует В. Зазубрин, продиктованы злободневной публицистиче­ ской задачей его романа. У С. Залыгина нет и не могло быть такой задачи. На та­ ком расстоянии, как пятьдесят лет Совет­ ской власти, он обязан разглядеть все и точней и глубже, осмыслить и общее и частное, в котором это общее отражается нередко с большей обнаженностью. С. За­ лыгин потрясен и трагедией Власихина, пытавшегося своими средствами уберечь сыновей от братоубийственной войны и за­ говорившего о правах человека перед ли­ цом неумолимых законов существующего общества, он потрясен и трагедией «слез­ ной стенки», и трагедией Мещерякова, не способного отказаться от таких уже нече­ ловеческих методов ведения войны, и тра­ гедией людей, запутанных, задушенных брусенковщиной. В «слезной стенке» и «араре», которые не случайно возникли перед нами в самом финале романа, как в гигантском фокусе, сосредоточились все страдания народа, выпавшие на его долю в этой праведной и святой войне. В му­ чениях Мещерякова — мучения народа, вы­ нужденного ради победы Советов, ради