Сибирские огни № 11 - 1969

других видать — на трибуну он залез или во взводные вышел,— он уже за себя не толкует, толкует за народ. Народную волю выражает, либо народный гнев и суд, до чего бы ни довелось — везде у него самое народное. И правый, и виноватый — всякий. Колчак, гад, и тот объявляет: «Мы — на­ род...», «От имени народа...», «Ради народ­ ного счастья...». Но ты скажи, товарищ Петрович, как это на себя взять: прийти в главный штаб, вот как я пришел, и тут же заговорить от народа? Не умею. Не научил­ ся еще. Как-никак научился воевать, но не более того. И знаю, на что я способный, что могу, «то нет. Не надо, слушай, товарищ Петрович, обмана, будто мы все можем. Не надо! Проще нет — сделать обман, куда труднее его не делать. Не мешай его не де­ лать!» И когда Петрович с ним не согласился, он ответил более определенно: «— Скажу не более того, что знаю: вос­ становим советскую власть — она с умом будет дальше делать, и не хуже меня, а несравненно лучше, потому что первый шаг, первая победа для того и делается, чтобы самое лучшее пошло в ход!» После того, как Мещеряков убедился, что крестьянская демократия Глуховых и урманных главкомов доходит до абсурда, после того, как он почуял, что власть глав­ ного штаба — это в сущности власть дикта­ торствующего Брусенкова, Мещеряков сно­ ва выбрал советскую рабоче-крестьянскую власть как наиболее гибкую, более ответ­ ственную перед людьми, способную, по его понятиям, «самое лучшее» в народе «пу­ стить в ход». Брусенков до самого последнего момен­ та защищал мысль, что они, соленопадцы, и есть советская власть, что он, как глава крестьянской республики, и есть самый пре­ данный ее выразитель. Так он поступал все время и только на соленопадском съезде в октябре 1919 года ему не дали настоять на своем. Кондратьев хорошо ему ответил, когда, Брусенков обвинил всех инакомысля­ щих в мелкобуржуазном подходе при ре­ шении этого вопроса: . Круто ставишь вопрос, товарищ Бру­ сенков. Как всегда, не очень хорошо, но круто!. Одно — это объявить себя частью Российской Советской Республики, признать все ее законы и распоряжения. Как мы сде­ лали нынче уже с законом о социализации земли. Другое — самим о себе объявить, что мы-то и есть уже советская власть! Мы — больше никто!» «Декларацию в принципе», составленную в духе требований Довгаля и Кондратьева и против Брусенкова, съезд принял с вооду­ шевлением и единогласно. Мещеряков и в этом вопросе оказался впереди Брусенкова. Он не занимался на съезде пространным доказательством своих убеждений, но все, что тут делалось, проходило через его душу, он впитывал в себя все лучшее, что творилось сообща на съезде, и едва ли не последним выразил свое отношение к главному вопро­ су съезда, кем им быть до прихода Красной Армии, до прихода Советской власти, вы­ разил по-военному деловито, сухо и четко, ибо знал, что эта деловитость и требовалась от него в тот момент всеобщего подъема. Этот съезд республики Соленая Падь, съезд крестьянских представителей Запад­ ной Сибири, изображен С. Залыгиным с за­ мечательным мастерством, В сюжетном развитии произведения съезд— крупное со­ бытие в ходе всего партизанского движе­ ния, возникшего в Сибири: на нем подводи­ лись итоги борьбы, намечались перспективы, созревали те противоречия, которые впо­ следствии будут разъединять Глухова и Ме­ щерякова, Мещерякова и Брусенкова, Бру­ сенкова и Довгаля... И на самом съезде про­ исходили то патетические, то драматические события, была торжественность и вооду­ шевление, были смешные происшествия, были личные победы, были и жестокие по­ ражения, да и сама «Декларация в принци­ пе», написанная сжато и образно, читается с огромным интересом, так как в ней скон­ центрирован опыт размышлявшего более двух лет сибирского крестьянства: «За два с половиной последних года мы перепробывали всякое: белое, красное, го­ лубое, черное, разноцветное! Анархистов, монархов, буржуев, земство, эсеров, обла­ стников, временных, постоянных, верховных, местных, союзных! Никто нам не власть, а только — истязания, побор и предательство. И нас на зубах перепробовали все, но не нашлось зубов, по которым мы пришлись бы в самый раз И осталась среди этого хаоса одна на­ дежда — советская власть, Совет Народных Комиссаров. И за нее, последнюю и свет­ лую надежду, мы пойдем хотя бы на край света!» Здесь не было обойдено и собственное творчество — власть «местная» была постав­ лена в общий ряд, ибо она тоже не одина­ кова, хотя и не глупа, с хозяйственной хваткой, но ограничена то местническим ин­ тересом, то узостью взгляда, а то и проку- лацкими настроениями. Лучшие представи­ тели крестьян в Сибири поняли, что дело не в собственно крестьянской власти, а во власти всего трудового народа. Сколько' раз в нашей литературе изобра­ жался крестьянин как нечто темное и кос­ ноязычное; выражал он свои мысли ориги­ нально, но односложно, действовал чаше всего интуитивно, и больше действовал, чем размышлял. С. Залыгин с документами в руках рисует размышляющего крестьянина, того самого, который за словом в карман не полезет, который пытается осмыслить все, что вокруг происходит. Да, и Мещеря­ ков мог расстрелять невинного, по недора­ зумению, да, в какой-то период ему была мила партизанская война, подвижная, рис­ ковая, отчаянная. Случалось, и рисковал безрассудно, и перед самым боем, к которо­ му так долго готовился, ринулся спасать якобы похищенную Тасю Черненко.. Это Ме­ щеряков, потерпев неудачу с объединением.