Сибирские огни № 11 - 1969

не воевать, а сама знала, что мужиков в поисках «жйзни настоящей» остановить уже нельзя. Не хотела, чтоб кровью за будущее платили, а знала, что «уже никто не счи­ тает», сколько будет ее пролито за это, не­ годовала и страшилась, а остановиться то­ же не могла: за Ефремом шла, Ефрему по­ могала, думала за всех, себя всем не про­ тивопоставляя. Она из тех, кто уже не по­ нимал, зачем человеку богатство, если он его и за три жизни прожить не сумеет. С недоумением думала она о Коровкин-е. накопившем пуды золота и вороха всякого имущества: «Зачем это ему?» Ни золото, ни имущество не спасли его от позора и бес­ честия. Более того, «через это добро он из­ менником всему знаменскому миру стал» и дочь потерял. Страсть к накопительству ей непонятна, она за неизменные, как у отца, простые и естественные отношения между людьми. Буквально во всем проявляется ее высокое чувство человеческого достоинства, ее ум и сила, ее особая гордая красота. Мужу она и жена, и мать, и помощник, а детям — непреклонная опора; и даже в бес­ силии, лишь уговаривая задыхающуюся ма­ лютку, она остается сама собой. «— ...Дыши, не дай сердечку . своему успокоиться. После упрекай меня, после я рабой твоей стану на веки вечные, а сейчас умрешь — я жизни не выдержу, я всех прокляну — и себя, и Ефрема, и живых де­ тей своих, и господа бога!» Образ Доры Мещеряковой — одна из больших и принципиальных удач С. Залы­ гина, в Доре как бы воплощена лучшая часть души русского крестьянина, души здо­ ровой, сильной, чистой и честной, лишенной и накопительской страсти и ожесточения в борьбе за «настоящую жизнь». 3 Ефрем Мещеряков — наиболее сложная и интересная фигура романа. Характер его труден, поступки нередко противоречивы, он не так однообразен, как Брусенков, и менее всего поддается однозначному определению. Его уже сравнивали с Чапаевым. И это верно: Мещеряков — сибирский Чапаев. Но как всякое сравнение такого рода, оно не полно и односторонне, указывает лишь на тип героя, а не на его индивидуальный ха­ рактер. Между тем Мещеряков — открытие характера, сделанное С. Залыгиным на основе изучения особенного хода граждан­ ской войны в Сибири. А это особенное В. И. Ленин в докладе 1919 года «О совре­ менном положении и ближайших задачах» определял так: «Мы бесконечно сильными стали пото­ му, что миллионы научились понимать, что такое Колчак; миллионь 1 крестьян Сибири пришли к большевизму,— там поголовно ждут большевиков,— не из наших пропове­ дей и учений, а из собственного опыта, из того, что они социалистов-революционеров звали, сажали, а из этого посаждения на власть эсеров и меньшевиков вышла старая русская монархия, старая держиморда, ко­ торая во время «демократии» принесла не­ слыханное насилие стране»1. Мещеряков — ярчайший представитель той массы сибирского крестьянства, которая самостоятельно начала искать пути к осво­ бождению от Колчака и нашла его в Со­ ветах, в рядах большевистской партии. Но­ визна его характера не в том, что шел он к своему будущему, к большевистскому ми­ ровоззрению по «нутряным», неосознанным зовам, не в силу призывов и пропаганды новых идей, а из «собственного опыта». Значит ли это, что он не испытывал влияния коммунистов, не прислушивался к их голосу? Нет, не значит. И прислушивался, и испыты­ вал. Но выбирал, с кем и куда пойти, сам, выбирал в соответствии со своим понима­ нием гуманизма, демократии, народной вла­ сти, будущего русского народа и всей стра­ ны. Пониманием, возможно, незрелым, не­ последовательным и противоречивым, но им самим выношенным. При первой же встрече с читателем Мещеряков говорит Глухову, тоже ищущему, за кем идти, чего добивать­ ся: «Нам на белый свет глаза кто открыл? Большевики, советская власть». Откуда у него это убеждение? Кто именно его в этом убедил? Такого героя в романе «Соленая Падь» нет. К этому убеждению Мещеряков пришел из сопоставления того, что было при царе, что видел при Советах, как обернулось дело при Колчаке. Кроме того, Мещеряков немало впитал в себя и от своевольного, непокорливого духа дяди Силантия, кото­ рый был сослан в Сибирь за то, что «рубил у помещика лес, грозился помещика по­ жечь», да и в Сибири ни перед кем головы не склонил, на месте не сидел, земли луч­ шие искал и обосновал эту самую Соленую Падь. Известно, что сибирский крестьянин кре­ постного права не знал, был более само­ стоятелен в своих отношениях с природой; духом протеста, раскола, неповиновения, свободолюбия была пропитана почти вся его история. И й округе своей он пытался решать почти все вопросы бытия сам, о чем, конечно же, с малолетства знал Ефрем. «Это, бывало, мальчишкой Ефрем заме­ чал, как зимой, будто похрустывая на до­ рогах снежком, идут из деревни в деревню разные слухи-разговоры: как одно общество приговорило сделать между собой распо- ложку податей, другое — о пашне, о поко­ сах, о выпасах, о торговле, о попе, о шко­ ле, едва ли не обо всей жизни... И сидели мужики зимние вечера, а по воскресеньям так и с утра самого, занимались этими слу­ хами, посылали своих людей в другие се­ ла — узнать, как там и что приговорено де­ лать. Как бы прожить, думали, не даться ни своим купцам, ни немцам, ни друг друж­ ке в оборот не попасть?» Вот из этой думающей «едва ли не обо всей жизни» крестьянской' среды и вышел 1 В. И. Л е н и н . Собрание с-ч., г, 39, с. 42.