Сибирские огни № 11 - 1969

«Пусть порушат нас... Война наша с миро­ вым капиталом еще жестче сделается... Данный момент, чем он кровопролитнее, тем это даже нужнее... Пережить однаж­ д ы— пройти сквозь горячий костер!.. Кол­ ч а к— тот огня не боится... И он ни сво­ их, ни чужих — никого не жалеет для ог­ ня этого. А мы почто слабосильнее его оказываемся?» И проповедь кровавых жертв, и сравне­ ние с Колчаком, и самовозвеличивание об- _ личает мелкобуржуазную сущность этих' революционеров одного дня, революционе­ ров на час, и никакие ссылки на «веко­ вечное зло», которое якобы и сподвигну- ло его на такое историческое деяние, ему уже не помогут, он — ярчайший представи­ тель этих слоев русского общества и пол­ ной мерой отвечает за все — и за крова­ вую теорию, и за кровавую практику. Бру­ сенцов порожден не угнетением масс, не их вековым рабством, а боязнью хозяйчика потерять все в ходе начавшейся револю­ ции — и хозяйство, и привычные порядки, и власть, если он не будет революционнее самих революционеров. С. Залыгин мастер­ ски, шаг за шагом разоблачает Брусенкова и показывает, что воюет он не за свободу, равенство и братство, а за власть. Кем бы ни были в создавшейся ситуации Брусенко- вы — руководителями восстания, местными деятелями районного масштаба или рядовы­ ми членами партии — для них важна имен­ но эта сторона революции. Брусенков. в ча­ стности, становится на самом деле большим мастером интриг и провокаций, и не пото­ му, что у него такой склочный характер, а потому, что он убежден: его власть — единственное благо для людей. С. Залыгин рисует Брусенкова с под­ черкиванием тех его качеств, которые с раз­ ной степенью яркости будут наличество­ вать у разных людей такого типа. Писа­ тель отлично понимает, что не все они оди­ наковы, не все в такой же мере изворот­ ливы, как Брусенков, не у всех так все продумано и осознано. Однако же, если их взять всех вместе — это большая сила в такой крестьянской стране, какой была старая Россия. Их сила в те дни была в том, что они в большинстве случаев ис­ кренне и безоговорочно шли за Советскую власть, их сила в безграничной вере в свою непогрешимость, коль они верой-правдой, по их понятиям, служат революции. Но это сила слепая, не озаренная творчеством, эта сила механически рассчитана на химиче­ ски чистую среду без уче 1 а всех сложно­ стей социально-психологической структуры общества, это сила злой непримиримости и там, где нужна обыкновенная чуткость, доброта, человечность, где нужны, иначе сказать, обыкновенные знания человеческой природы, человеческого общества. В рома­ не осуждается брусенйовщина, и ей проти­ вопоставлена творческая, ищущая, подчас ошибающаяся сила Мещеряковых, Довга- лей, Петровичей. Поражает в романе бо­ гатство социальных мотивировок в поведе­ нии его многочисленных героев, отнюдь не сводимых только к двум противополож­ ным полюсам, и мне кажется, что это со­ ответствует характеру гражданской войны в России как войны общенародной. Дора Мещерякова, жена Ефрема, зани­ мает в произведении едва ли не второсте­ пенное место. Но без главы, ей целиком по­ священной, мы не постигли бы так челове­ ческую сущность Ефрема и не узнали бы того, чем живут, о чем думают, как вос­ принимают события самые что ни на есть глубинные слои населения в среде сибир­ ского крестьянства, которое прочно в лю­ бые дни связано с землей, с семьей, с по­ вседневным бытом. И хотя это женщина необычная и в условия она поставлена не­ обычные — мужа-главнокомандующего всю­ ду сопровождает с двумя малолетними детьми и грудным младенцем,— в мыслях ее поэтому, быть может, острее отразились хозяйственные, морально-нравственные и общественные устремления крестьянства в период его борьбы с колчаковщиной. Это, пожалуй, самая поэтическая глава романа. В ней рассказано о молодости До­ ры и Ефрема, в ней раскрыта самоотвер­ женная любовь Доры — вот такая неповто­ римая, как неповторима она у каждого нормального человека, в ней — женщина- мать, естественно клянущая войну и тут же понимающая, что идет совсем не га война, на которую раньше уходили одни мужики и которую следует проклясть. О сыновьях думал Власихин и готов был во имя их счастливой новой жизни принять на себя весь справедливый гнев общества. О детях, вынужденно участвую­ щих в горькой «араре», неотступно помнит Мещеряков и страдает от этого. Перед детьми чувствует себя виноватой Дора и клянется сохранить, им жизнь. Скрывалась Дора в этот час в стогу сена и тяжко ду­ мала о том, как низко бессмысленным еще дитем прикрываться от своих взрослых бед, как бессовестно обрекать его, невинно­ го, на страдания, на гибель. «— Я вину с себя не сниму сроду, ди­ тя мое! — шептала Дора во тьме.— Я за всех баб, за всех мужиков грех этот на себя приму и на колени перед тобой ста­ новлюсь, обливаю тебя слезами! И становилась Дора на колени, и пла­ кала молча в черном, душном логовище своем». «За всех» — не так просто и не по наи­ тию возникло это у нее в трудную минуту, а родилось как следствие жизненного опы­ та поколений, как следствие необычайно в тот момент зреющих в народе новых идей­ но-нравственных начал, чутко ею улавли­ ваемых. Ее отец — деревенский грамотей, человек здравых крестьянских правил, без домостроя и собственнического свинства. С детства усвоила Дора эти правила, и сейчас, думая о жизни и людях, о себе и детях, она решала издавна нелегкий вопрос: «Чему же отдавать себя?» Дочери она клялась уговорить Ефрема