Сибирские огни № 11 - 1969

Шурстело море, перебирая, словно щупальцами, берег. Солонова­ тая пряность, надуваемая шторой с балкона, ослепительная высота по­ толка, пустынность стен, порядочность обстановки, рассчитанная на лю­ бой вкус,—все, что так любила Анна за отрешение от дома и связанных с ним забот, затянулось вдруг паутинкой скуки. Еще вчера и неделю назад, проснувшись, спрашивала себя: «Что у меня хорошего? Что у меня хорошего? A-а, повесть...» Бесконечный, му­ чительный и счастливый год жизни! Год ожиданий, терзаний, сомни­ тельных прозрений, наконец, головных болей и отчаянья при виде за­ брошенных, неприкаянных детей. Вороха исписанной, испечатанной, изорванной бумаги —на столе, на диване, в сумке, на полу у кровати: тетради, записные книжки и листы, листы, разлинованные вкривь и вкось строчками. И вот она —запеленута, увязана в папку, живая и ■Теплая. Анна растворялась в сознании этого, в неповторимой атмосфере ос­ вобожденья и некоторого даже удивления: ее Саша и Сатаров жили теперь сами по себе, словно бы вовсе и не она создала их. Анна смот­ рела на них со стороны, рассуждала о них со стороны и постоянно ощущала их мир. немного интеллектуально-возвышенный. С тех самых пор, как Саша и Сатаров на десятой странице ее повести встретились в предельную Сашину минутку,^ когда неудача молодости могла легко сойти за смертельное несчастье,* а он, Сатаров, отвел это несчастье от Саши и стал для нее мерилом добра и зла на земле, расстояние между ними и Анной росло и росло, пока в один совсем уже недавний день едва не расплакалась: Сатаров, приехавший ради Саши в дальний си­ бирский город, отказался вдруг сказать самые главные свои слова, а они так нужны были девушке! Он поступал отныне, как хотел, Анна едва поспевала за ним со своим пером. Созревание грозило неминуе­ мым отделением, чего и ждала Анна. Она могла еще подсказывать Са­ ше или Сатарову, но в отношении к рукописи прорастало нечто, похо­ жее на отношение к дочке: «Не удался нос? Маленько не греко-римский? Ну, что ж, свое ведь». И все же к самому сердцу прокрадывались боль и страх, и Анна знала: их не отогнать, пока не овеет ее запахом типог­ рафской краски со свеженьких гранок. В эти дни Анну как-то разом заметили на пляже, в читальне, в кино, в бильярдной и даже на базаре, и один испытанный остряк, обходя компании, со значением констатировал: «На набережной появилась да­ ма с собачкой!» Высокая шея и высокая прическа из светло-русых во­ лос, заставлявшая откидывать голову, придавали Анне статность. Пря­ мую фигуру смягчала наметившаяся полнота. Большой лоб, припухшие веки —милое, в общем, лицо, продолговатое, в меру загорелое, как у женщин с очень белой кожей, не казалось ни особенно тонким, ни осо­ бенно красивым. Но глаза распахивались, обдавая странною фиолето­ вой синевой, и уже невозможно было замечать ничего, кроме них. Чув­ ство освобожденья и, возможно, удовлетворения от законченности дела поджигало синеву их. Накануне кто-то даже спросил: «Анна Юрьевна, вы не именинница?» И вдруг все сломалось. Из-за письма, написанного наскоро, неряш­ ливым, неразборчивым почерком. Собственно говоря, они с Сергеем Николаевичем без особых докла­ дов читали корреспонденцию друг друга. Это было не вполне интелли­ гентно и нарушало этические нормы, но иногда они плевали на нормы, (Сергей не любил этого ее выражения, но она все равно «плевала» и